— Дорогой, ты же знаешь, что я политикой не интересуюсь. У меня от нее мигрень и аллергия.
— У тебя на все аллергия, — отмахнулся король. — Вот точно я тебя лекарю покажу. Твои ночные кошмары мне покоя не дают. Кстати, сегодня их, похоже, не было. Не читала на ночь?
— Нет, — отрезала та.
— А почему тогда ко мне в покои не явилась?!
Изольда зарычала, словно собака.
— Ты мне дашь поесть?! Разговаривай со своим шутом, оставь меня в покое!
Она сполоснула ладони в специальной серебряной плошке и вытерла их салфеткой. Затем демонстративно встала из-за стола и покинула залу под пристальным взглядом Августейшего. Шут тоже закончил трапезу и теперь ждал хозяина, который только перешел к десерту.
— Не нравится мне все это, — нахмурился король. — Какая-то она нервная стала в последнее время.
— Может, государыня наша понесла? — предположил Прохор.
— Ты думаешь? — поднял взгляд сюзерен. — Интересно как? У нас, если откровенно говорить, близости еще ни разу не было, а это… Сколько же прошло-то?
Генрих откинулся на спинку стола и закатил глаза, потом поправил корону и стал загибать пальцы, но сбился со счета. Шут заскучал.
— Слышал я в детстве одну сказку, как некая особа обрюхатилась, когда к ней голубь в дом залетел. Непонятное зачатие называется. Может, с госпожой та же беда приключилась?
— Голубь, говоришь, прилетал? — нахмурился король. — Если узнаю что это за птица, он у меня с башни вылетит, — и с силой опустил кулаки на стол. Стоявшая тут же тарелка с яблоками подпрыгнула, а фрукты попадали на пол. — Слушай меня внимательно: тебе надлежит скрытно следить за моей женой и выяснить, нет ли у нее какой тайны.
Шут усмехнулся.
— Ты подозреваешь… — король кивнул, приподнял корону и промокнул платком лысину. — Значит, в голубя не веришь? Ну, не знаю. Мне нянька рассказывала, что в далеких странах в это все верят, а кто сомневается, того на кострах жгут, что наших ведьм. Правда, еще она утверждала, что все они дикари. Ладно, пойду я, мне еще к министру нужно, потом к изобретателю заскочить треба и еще пару мест посетить. Велеть музыкантам песнь хвалебную сложить в мою честь?
— Конечно! — Генрих отхлебнул вина. — Хоть так послушаю. Изольде они не нравятся, даже есть в тишине приходится. Чтобы я без тебя делал…
Прохор закинул в рот виноградину, встал из-за стола и протанцевал к выходу, звеня бубенцами. Уже скрывшись за позолоченными створами, он высунул голову в шутовском колпаке и спросил:
— А если все-таки голубь?
— Убью! — прошипел сюзерен.
Министр нашелся в своих покоях. Он сидел за большим круглым столом и играл в шахматы сам с собой. Его мундир, как всегда, был безупречно чист, медали начищены так, что слепили глаза. Пистоль на боку переливался изумрудами, а сабля, наверное, прикипела к ножнам, но тоже покоилась там, где и должно.