Самым интересным было то, что на боте не имелось тайм-привода. К тому же, еще ни один тайм-привод не сумел подавать сигнал С. О. С. в будущее.

С тех пор за рядовым служащим Ричардом Морганом установили негласное наблюдение. И когда Романов понял, что способности капитана удивляют даже самого Моргана, он решил предложить ему сотрудничество. Чужими руками, через подставных лиц, но это дало полковнику осознание одной детали: если Рик не хочет, ничего в пространстве не изменится. И никакие приказы тут не властны.

Тогда он отдал капитана скромного, на тот момент, хронокурьерского судна под «опеку» ХаСОМ, где он и попал в руки майора по деликатным поручениям Анны Штафф.

– С командой капитана вот-вот разберутся, – деловым тоном сказал Романов. – Ты здесь как раз для того, чтобы наверстать упущенное.

– Что от меня требуется? – затушив сигарету, спросила Анна, спокойно взирая на клумбу с разноцветными холодостойкими цветами через дорогу. Радужные лепестки больших соцветий едва видимо качались под теплым ветерком, распространяя вокруг себя сладковато-горький аромат.

– Когда Рик потеряет команду, – сухо начал полковник, – тогда и начнется твоя работа, Анна. Будешь наблюдать и изучать уникальность нашего капитана. С одним маленьким отличием: вместо привычной тебе работы напрямую надо будет просто отправлять отчеты о жизни Моргана.

Майор бросила быстрый взгляд на полковника, но взяла себя в руки.

– Задание одностороннее? Возвращения не предусмотрено? – спокойно спросила она.

Романов ответил не сразу. Он выдержал положенную паузу, которая должна была соответствовать всей тяжести ситуации, когда ты отправляешь на смерть одного из лучших своих учеников.

«Нельзя говорить людям, что у них нет надежды, – всплыли в памяти Романова слова его деда. – Вот помню я, однажды завалило нас снегом, а передатчик сломался, да и выбраться на технике не вышло, последний техник помер. В мое-то время еще не на каждом углу кнопок ваших понатыкали. И вот сидели мы долго, каждый знал, что в любой момент умереть может. Воздух-то не бесконечный, фильтры в бункере не справлялись. Но никто о смерти не говорил. Все только планы строили, что сделают, когда обратно вернутся. Как жену обнимут, как в кабак пойдут, как потом своим детям со смехом рассказывать будут о случившемся. А видишь, как вышло… я да еще трое наших потом могли рассказать. Из двух десятков только мы и остались. Потому и остались, что верили – будет, что и кому говорить после. Кто сдавался, того смертушка и забирала. Да только никому и никогда я, Марк, этого не рассказал. А тебе говорю, чтобы запомнил: нельзя отнимать надежду, даже если она лжива».

– Ты вернешься, Анна, – ровным голосом сказал Романов. – Зачем мне рисковать таким ценным сотрудником?

Олеш Граут хмыкнул, но ничего не сказал. У него, как у бессменного руководителя отдела разведки, всегда имелся свой взгляд на ситуацию, свое мнение и, как минимум, один свой вариант, который Олеш никогда ни с кем не согласовывал, а просто притворял в жизнь. Если дело выгорало, он ставил в известность начальство. Если его ждала неудача, он всегда мог тихо умолчать о попытке играть по своему расписанию.

«Ничего страшного не случится, если я тоже воспользуюсь потерей команды капитана Моргана, – размышлял Граут. – Одним старпомом сыт не будешь», – вспомнил он старую армейскую шутку по поводу каннибализма после катастроф.