— Давно не дрожал от испуга?

«Сплошные вопросы, семь на двадцать! Прямо театр абсурда!»

К счастью, Сарина, видимо, тоже понимала, что так они далеко не уйдут, и принялась деловито перечислять:

— Самое простое, что я могла бы сделать — воспользоваться своим пси. Подавить волю при помощи морока, или устроить ментальное сканирование, или использовать что-нибудь более изощрённое, вроде «правдодела». Конкретные методы не слишком важны. Одна беда: ни один из этических кодексов не позволяет мне даже просто читать твой эмоциональный фон. Ведь ты не являешься Владеющим, который мог бы парировать мои действия; более того: ты формально ни в чём не обвиняешься и даже не подозреваешься.

— Да ну? Я ведь существо другой расы, вашим законам не подчинённое!

Сарказм пропал втуне.

— Законам — да, — с прежней серьёзностью отозвалась Сарина. — Но мораль универсальнее, она применима ко всем вменяемым разумным существам. Или у вас считают по-другому?

«Знала бы ты, как у нас считают», — мрачно подумал Рон. Ему было стыдно. И за пришедшую из седой визаррской древности поговорку «человек человеку враг», и за стандартную политику по отношению к ксеноморфам, о которой он слышал много разного, но никогда и ничего хорошего, и за… в общем, за многое.

То, что он сам, Рон Гайлэм, ни в чём постыдном замешан не был, положения не облегчало.

— Ладно, продолжим об этических ограничениях. Хезрас со своей командой узнал о вашей биохимии вполне достаточно, чтобы синтезировать комплекс веществ, способствующий откровенности. Лёгкий наркотик для эйфории, чуток депрессанта с избирательным действием — снизить волевой контроль, плюс стимулятор памяти… в дремучие докосмические времена такое зелье называли, кажется, «балаболкины капли». Но если я хотя бы заикнусь о таком прикладном эффекте его целительских изысканий, Хезрас немедленно потащит меня на допрос в комиссию по этике. И будет прав. Значит, медицину тоже отбрасываем. Остаётся имитатор.

— Что?

— Имитатор, — повторила Сарина медленно и отчётливо. — Механическое устройство, создающее качественную иллюзию, мало- или вообще неотличимую от реальности. Имитатор делает примерно то же, что и насылающий морок Владеющий, только методы другие.

— Понятно.

«Ещё бы мне не было понятно. В виртуальной реальности можно, например, несколько раз подряд содрать с жертвы кожу. Со всей сопутствующей кровищей, воплями, полноценным набором болевых ощущений… и без опасений, что в реальности это приведёт к чему-нибудь серьёзному. Заикание и ночные кошмары на всю оставшуюся жизнь — это ведь несерьёзно, да?»

— И что же мешает вам, уважаемая, применить ко мне этот чудный бескровный метод?

— Ничто. Кроме этических принципов.

Взгляд Сарины в упор был глубоким и редкостно тяжёлым. Даже направь она на Рона готовое к выстрелу оружие, давление вряд ли стало бы сильнее. Смотреть ей в лицо было… неуютно. Да нет, какое там — неуютно! Если для самого себя, честно, то попросту страшно.

Лучше изучать матовые разводы на полу межпалубного лифта.

А Сарина меж тем не унималась.

— Я с удовольствием засунула бы в имитатор того гада, который отдал приказ стрелять по планете главным калибром. Или, на худой конец, того, кто лично давил на гашетку. И тысяча с лишним мертвецов молча кивнули бы мне, давая необходимое оправдание жестокости. Я бы лично и с большим удовольствием прижала мороком скользкого типа, из-за которого погиб Ласкис. Но всё, что произошло между вашими вояками и нами, не меняет одного простого факта. Лично ты, Рон, никакой ответственности за инцидент в тринадцатом подсекторе не несёшь. Больше того, ты даже военнопленным считаться не можешь. Тебя доставили на борт «Росомахи», но не как врага, бросившего оружие в безнадёжной ситуации, а скорее как вынужденного гостя. Сам по себе способ захвата уже был этически сомнителен, поэтому никто из нас не имеет права усугублять ситуацию.