Печально.
Итак, что мы имеем? Во-первых, гада, который сознался в своих злодейских планах и ушел. Во-вторых, меня, то есть героя, который по сценарию сейчас разорвет веревки, схватится со злодеем в финальном поединке и, бесспорно, одержит победу. Так бывает во всех приключенческих фильмах.
Но Сашка или не смотрел таких фильмов, или, напротив, смотрел очень внимательно и учел ошибки своих предшественников. Веревки были завязаны на совесть, а ничего острого, чем можно было бы их разрезать, тоже не обнаружилось.
Надо попробовать выбить дверь. Опираясь спиной о стену, я с трудом поднялся на ноги. И, постаравшись вложить в удар всю свою силу, стукнулся об дверь. Эта бездушная дощатая дрянь даже не дрогнула. Я повторил попытку. С тем же нулевым результатом.
– В левом нижнем углу, – вдруг послышался тихий без-эмоциональный голос.
Я оглянулся на Аню. Она по-прежнему не смотрела на меня, и если бы кроме нас здесь был кто-то еще, я бы даже усомнился, что это сказала она.
– Что в левом нижнем углу? – переспросил я.
– Зря ты не уехал, – невпопад отозвалась Аня.
Я нагнулся, осматривая указанный участок двери. Доски там были темные и, кажется, немного разбухли. Подгнили? Немудрено, в подвале пахнет сыростью, тут совсем близко озеро, наверное, еще какие-нибудь подземные воды. Ну и какой мне от этого прок?.. Глупо вообще беседовать с утонувшей девчонкой, пусть даже она каким-то странным, извращенным, наверное, образом тебе нравится. Кто она? Зомби? А зомби, как известно, тупые…
И тут я сообразил, что тупой тут, похоже, именно я. Дерево от влаги разбухает и становится мягче. Что, если попробовать ударить целенаправленно именно сюда?..
Чтобы добиться максимальной силы удара, я неловко (попробуйте сделать это ловко в связанном состоянии) опустился на пол и ударил ногами в угол двери. Доски треснули. Уже лучше. Я собрался и снова ударил, потом еще и еще раз. Ноги пробили преграду, и тут же лодыжки обожгла резкая боль. Острые края досок пропороли кожу, кажется, потекла кровь. Морщась и стараясь не охать слишком сильно, я подтянул ноги к себе. Так и есть, вся брючина в крови.
Видела бы меня сейчас мама! Наверное, сошла бы с ума! Уж на кого, а на правильного хорошего мальчика я никак не походил.
Мне было больно и страшно, хотелось закрыть глаза или даже заплакать от жалости к себе. Но вряд ли жалостью тут поможешь. Пришлось вместо этого покрепче сжать зубы и повторить попытку, не обращая внимания на боль.
Удар, еще удар. Дело пошло лучше, и вскоре в двери зияла рваная дыра с угрожающе зазубренными краями. Я посмотрел на Аню. Незаметно, чтобы она как-то реагировала на происходящее. Но она же только что помогла мне, а до этого пыталась предупредить, убедить бежать из этого опасного места. Наверное, в ней еще осталось что-то человеческое.
Но размышлять было некогда. Еще неизвестно, когда вернется Сашка. Если он застанет меня за попыткой к бегству, наверняка сделает какую-то пакость. Почему-то я сразу поверил тому, что он говорил про ворона и идею приказать птице выклевать мне глаз. В любом другом случае это звучало бы как простая угроза, но только не из Сашкиных уст!
С трудом, разодрав еще и щеку, я выбрался из дыры и, чудовищно извиваясь, не в силах встать на ноги, почти ползком добрался до стола с какими-то склянками. И почему это героям книг и фильмов все дается легко? Лично мне пришлось приложить значительные усилия, чтобы разбить одну из мензурок и схватить осколок связанными за спиной руками. А перепиливание веревки и вовсе показалось титаническим трудом, достойным целой книги, причем написанной каким-нибудь классиком литературы, а не моей мамой. Взять хотя бы тот факт, что пальцы резались гораздо лучше веревки…
Когда мне, наконец, удалось освободиться, я был в крови уже весь, с ног до головы. Испугаться меня сейчас можно было скорее, чем ту же Аню. Я выглядел точь-в-точь так, как сам всегда представлял оживших мертвяков.
Опираясь на стол, я тяжело поднялся. Прежде чем уходить, оставалось еще одно дело. Я подошел к двери, ведущей в кладовку, отодвинул тяжелый засов и сказал Ане:
– Выходи, ты свободна.
Она не сдвинулась с места.