Почему-то при воспоминании об этом мальчишке, фильмов о котором Серега насмотрелся до полного умопомрачения, к Сапожникову вернулись соображение и силы.

А страх исчез…

Глаза головы не светились жутким бледным светом, как у оживших мертвецов, а были темно-карими и озорно блестели.

В зубах голова держала свернутый вчетверо листок бумаги и настойчиво совала его Сапожникову.

Пришлось взять и, за неимением лучшего места, сунуть под ветровое стекло.

– Это что, доктора Краева? – пробормотал Сапожников. – Думаешь, что-то важное?

Голова одобрительно тявкнула.

– Ладно, почитаю на досуге, – согласился Сапожников. – А сейчас надо позвонить полковнику!

Он достал из внутреннего кармана ветровки мобильник Грушина – и в то же мгновение телефон зазвонил.

Сапожников нажал на кнопку ответа.

– Да, слушаю, – сказал он. – Кто это говорит? Слушаю вас, что молчите?

Ответа не было.

Валентин хотел что-то сказать, но не смог.

Серега его понимал.

Еще как!..

На заднем сиденье машины металась, била кулачками в стекла и пыталась открыть дверцы Малинка. Совершенно такая же, какой она была в больнице: рыжая, кудрявая, в джинсовых шароварчиках и клетчатой рубашке с длинными рукавами.

Минуту назад, посмотрев в зеркало, Серега видел эту рубашку. Видел рукава, которые тянулись к горлу Валентина.

Это были пустые рукава и пустая рубашка.

Малинки в них не было.

Она не отражалась в зеркале!