Краев подал ему контейнер.

– Я не захватил перчатки, – сказал Сапожников.

– Вы что, опасаетесь занести микробы в грудь мертвеца? – хмыкнул Краев. – Не смешите меня! Действуйте!

– Не могу, – буркнул Сапожников, изо всех сил стараясь отдалить ужасную минуту, когда раскроется обман.

– Что, клятва Гиппократа[9] не позволяет? – зло сказал Краев. – Ладно, вон там под столом лежит пакет со всякой медицинской ерундой. Бинты и все такое. Перчатки тоже есть. Действуйте! Вложите сердце на место, а потом зафиксируйте повязкой, чтобы не выпало, когда он встанет.

Сапожников с трудом перевел дыхание.

Он сумасшедший, этот Краев?! Он правда верит в возможность оживления своего отца?!

Или у него все-таки есть основания верить в это?..

– Да вы, как я погляжу, не слишком удивлены? – насмешливо проговорил Краев. – Навели обо мне справки? И об этой больничке? Превосходно!

«Навели, – подумал Сапожников. – Да слишком поздно…»

Он надел перчатки, открыл контейнер и запустил руки в формалин[10].

Давно прошли студенческие времена, когда его тошнило от этого резкого запаха. Но сейчас опять затошнило – от страха.

«Пожалуй, пропали мы с Серегой, – подумал он. – Грушин, конечно, этого мерзкого Краева рано или поздно найдет, но, боюсь, будет поздно… А жене-то я так ничего и не сказал – ни где Серега, ни куда я еду. Ох, как она все это переживет?..»

– Ну, побыстрей! – крикнул Краев, задыхаясь от нетерпения.

Сапожников достал из формалина сердце с удаленным участком омертвевшей во время инфаркта мышцы и разрезом на артерии там, где ее закупорил смертоносный тромб, и вложил в разверстую грудь трупа.

– Бинтуйте, бинтуйте!

Руки у Сапожникова настолько похолодели, что он даже не ощущал холода мертвого тела.

Наконец грудь того, кто раньше был заключенным Краевым, была забинтована.

– Берите его за ноги, я возьму за плечи, – приказал Краев. – Нужно переложить его вот на эту каталку. Потом повезем в пятый угол – и…

Сапожников повиновался. Кажется, он еще никогда в жизни не поднимал груза тяжелей, чем это тело!