Я подумаю обо всём после. Сейчас мне лучше сосредоточиться на простых задачах и простых действиях: намылить, растереть, смыть. Не думать о мыльной пене на моих руках и его горячем обнажённом, всё более желанном теле и том, что первый раз за долгое время…

Не думать.

‒ У тебя есть, может, зубной порошок какой? ‒ спрашивает он.

‒ Держи, ‒ зачерпываю своей щёткой немного зубного порошка из коробки и даю ему. Он медленно чистит зубы, опираясь одной рукой на стену.

Присаживаюсь на край ванной. Вода уже, наверное, скоро закончится. Амрис кладёт щётку на крышку ванной, намыливает руки и промывает свои короткие волосы. Беру в руки полотенце и жду.

Шум воды обрывается через несколько секунд после того, как Амрис смыл мыло с волос. Остаются падающие капли, мерцающий в свете лампы пар и густые тени в углах комнаты.

Амрис вновь тяжело опирается на стену. Может, и не надо было заставлять его мыться? Ладно, уже проехали.

Встаю и подхожу к нему с полотенцем.

Сильное и тяжёлое движение Амриса ‒ и я оказываюсь спиной к самому углу ванной, лицом к нему. Руки его тела, привыкшие получать то, что ему приглянулось, и не привыкшие отдавать то, с чего он не хочет расставаться, ‒ как будто прутья клетки, врастающие в стену около моих плеч.

‒ Теперь я достаточно чист, чтобы тебя поцеловать? ‒ спрашивает он, глядя мне в глаза. У него очень светлые серые глаза, почти прозрачные.

Шумно втягиваю воздух и замираю, вжавшись, как могу, в угол. Руки с полотенцем подтягиваю к груди в непроизвольной и, наверное, несколько наивной попытке защититься. Платье тут же намокает.

Амрис хмурится и склоняет голову набок. Убирает руки и отступает на полшага. Я опускаю руки и снова могу дышать.

Амрис берёт полотенце у меня из рук и медленно вытирается.

‒ Извини… Я чего-то не понимаю, но сейчас я всё равно слишком плохо соображаю. Объясни мне потом…

Механически киваю.

‒ Я могу идти спать? ‒ улыбается он, и его взгляд ласков.

Могу только опять кивнуть. Амрис подаётся навстречу мне в намерении, может быть, коснуться меня, ‒ но передумывает в середине движения.

‒ Пойду, ‒ устало улыбается он мне и уходит нетвёрдыми шагами, просушивая полотенцем волосы.

Как только он уходит, я сползаю вниз по стене и начинаю плакать. Что это?

Я боюсь его? Я хочу его? Я боюсь, что он будет смеяться, когда узнает, что происходит у меня внутри?