– Слишком уж сложно все сразу понять. Стоило ли ради науки отнимать у мальчишки ужин?

– Когда у Мастера есть стоящий ученик, он его учит. Когда он имеет дело с бледным куском свиного уха, то он рассказывает сказки.

– Итак, сегодня ночью, папочка, есть работа. Я вернусь к рассвету.

– Для глупца не бывает рассветов.

– Я понял, понял. Я все уже понял. Достаточно.

– Больше, чем достаточно для того, кто не ценит подарки и ничего не дарит в ответ.

Стоя у двери, Римо поинтересовался, что еще, кроме популярной американской певицы, Чиун хотел бы получить в подарок, и тут же пожалел, что спросил об этом.

– Приведи мне того, кто умеет слушать.

– Я этого и ждал.

– Следи за равновесием. Соблюдай равновесие во всем, что делаешь. Очень полезно развивать в себе чувство равновесия.

– Да, папочка, – сказал Римо угрюмо, как он говорил с сестрой Мэри Френсис в приюте.

Коридор мотеля был освещен цветными огнями, а на кофейной стойке в фойе стояла настоящая елка, Римо вышел на улицу под звон рождественских колоколов. Близился сочельник.

Дом Уилберфорсов был освещен, но без яркой рождественской иллюминации. В окне столовой Римо видел елку – явно искусственную и украшенную чем-то вроде жареной кукурузы. Это все же было лучше, чем куст с теннисными мячами. На соседнем доме горел девятиламповый канделябр. У евреев есть праздник Хануки. Они адаптировались, свой маленький праздник превратили в большой в соответствии со временем года и чужими обычаями, а ведь у них пятитысячелетняя история, и даже Чиун признавал, что это кое-что значит. А что есть у Римо? Праздник Свиньи? Праздник Свиньи и куст с теннисными мячами.

По грязной улице промчалась машина, обдав его талой жижей и напомнив, кто он такой. Римо постарался забыть свою злость, потому что нельзя делать дело со злостью, не такое дело, во всяком случае. Злиться он будет потом.

Потом можно будет врезать по чьим-нибудь шинам и пожелать кому-то веселого праздника Свиньи, но сейчас, когда близилась полночь и колокола замолкали, когда люди собирались ложиться в теплые постели, у Римо оставалось только одно – то, что Мастер Синанджу считал их главным достоянием. Искусство убийцы-ассасина.

Было около трех часов ночи, когда за несколько домов от особняка Уилберфорса остановилась машина с потушенными фарами и работающим мотором. Двое в темных пальто, держа что-то в руках, направились вверх по улице. Римо слышал, как плескалось и булькало содержимое их ноши. Вероятно, керосин. Римо замер в тени у края тротуара и пропустил их мимо. Он почувствовал запах алкоголя и последовал за двумя устало двигавшимися фигурами, легкий и незаметный, как сама тьма.

Они пересекли улицу и заснеженное пространство перед домом, которое весной превратится в газон Уилберфорсов. Когда, тяжело дыша, один из них принялся осторожно взламывать фомкой подвальное окно, Римо прошептал:

– С праздником Свиньи.

– Тс-с, – сказал человек с фомкой.

– Я и так молчу, – ответил его спутник с двумя канистрами в руках.