— Сигнал: венецианцы ответили.
— И вовремя, — отозвался Домоко. — Они нам помогут избавиться от патрульных.
На верхушке бастиона Понте-деи-Пуньи появились люди и сгрудились вокруг сигнального красного фонаря.
Почти в ту же секунду отряд атаковали человек восемь-десять турецких патрульных, дико вопя на скаку:
— Гяуры!.. Бей их!.. Бей!..
— По коням! — крикнул Дамасский Лев. — Сначала стреляем из аркебуз, потом атакуем мечами и саблями.
Все восьмеро в мгновение ока вскочили в седла и прицелились. Они уже собирались дать залп, как с бастиона Понте-деи-Пуньи раздался пушечный выстрел. Кулеврина, заряженная картечью до самого дула, как было принято в те времена, прошила турок, скакавших во весь опор и вопивших что есть мочи:
— Гяуры!.. Бей их!.. Бей!..
Пять-шесть коней вместе с всадниками полетели вверх тормашками, изрешеченные крупными гвоздями и острыми стальными окатышами. Остальные, испугавшись, не стали дожидаться, пока по ним выстрелят восемь аркебуз, отпустили поводья и врассыпную бросились в турецкий лагерь, чтобы поднять запоздалую тревогу.
— Вперед! — сказал Мулей-эль-Кадель, услышав, как заскрипели цепи подъемного моста.
Потом, приподнявшись в стременах, громко крикнул:
— В Кандию снова входит Дамасский Лев! Не стреляйте!
Восемь всадников пустили коней в галоп и спустя несколько секунд миновали подъемный мост и оказались в объятиях двадцати венецианцев.
— Ты, Домоко, останешься здесь и объяснишь этим синьорам причину нашего возвращения, — сказал Мулей-эль-Кадель. — А вы, Мико и Никола, пойдете со мной в башню, где находится моя жена. Держите коней наготове, до рассвета мы здесь задерживаться не будем.
Он приветствовал командира бастиона и в сопровождении друзей медленно пошел вдоль внутренних стен, где располагались казематы и пороховые погреба. Турки не прекращали обстрела, наоборот, предпочитали палить из тяжелых бомбард по ночам, чтобы венецианцам труднее было вычислить, где стоят батареи. Огромные ядра летели на несчастный город по шесть-восемь штук, окончательно разрушая дома. Жить в Кандии стало невозможно. Только бастионы и мощные башни упорно держались, давая приют горожанам. Из-за болезней, голода и постоянного дождя из раскаленных ядер население сократилось вполовину.
Дамасский Лев и два его верных друга сориентировались и, пройдя почти разрушенный городской квартал, оказались перед башней, которую комендант города предоставил в полное распоряжение герцогини.
— Подождите меня здесь и седлайте одного из этих коней, — сказал Мулей, войдя в нижний этаж, где топтались тощие, как скелеты, кони. — Если мы не убежим этой ночью, то адмирала уже не увидим. Часы Кандии сочтены.
— Идите, синьор, — ответили Мико и Никола. — Мы все подготовим.
Мулей-эль-Кадель поднялся по полуразрушенной винтовой лестнице на второй этаж и вошел в просторную комнату с двумя шаткими кроватями, воздух в которую проникал только через бойницы.
Герцогиня, должно быть, только что вернулась с разведки или со встречи с комендантом и, как была, в доспехах, сняв только шлем, прилегла отдохнуть на одну из кроватей. В руке она сжимала верную шпагу.