Книги

Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

22
18
20
22
24
26
28
30

Албанец внимательно оглядел широкую, украшенную богатой резьбой раму и в определенном месте нажал пальцем. Раздался скрип пружины, и картина исчезла в открывшемся проеме. В ноздри осажденным ударил теплый запах жареного мяса.

— Это запах кухни, — сказал Мико. — А ты, Никола, что думаешь?

— Думаю, тайный ход ведет в замковую кухню.

— Пойдем разведаем!

— Подожди, я зажгу огарок свечи.

— Я тоже хочу пойти, — сказал Дамасский Лев.

— Нет, синьор, — ответил Никола, — сейчас вы нужнее здесь, чем на узенькой лестнице, что открылась между стенами. Негры наверняка возобновят попытку прорваться, может, даже вместе с курдами, и для вас найдется дело. Надо же их как-то занять, пока мы разведываем, что там, за лестницей.

— Найди мне зеленый фонарь.

— Сделаем все возможное, синьор. Пошли, Мико.

Смельчаки нырнули за картину и оказались на такой узенькой лестнице, где двоим было не разойтись. Держа в одной руке свечу, а в другой ятаган, грек начал бесшумно спускаться, албанец за ним. Чад от жареного сала, по мере того как они спускались, становился все острее и удушливее. Затем одиннадцать ступенек сделали плавный полукруг, и герои очутились перед дверью, запертой на два массивных заржавевших засова.

— Наверное, про этот ход не знал никто, кроме Хараджи, — сказал грек. — Дверь не открывали уже много лет.

— Видишь наверху два маленьких овальных отверстия? — спросил албанец.

— Да, — отозвался Никола, поднимая свечу. — Запах кухни идет оттуда.

— Открыть сможем?

— Думаю, сможем, засовы с нашей стороны.

— Сквозь дверь не видно света?

— Никакого. Должно быть, повара воспользовались всей этой суматохой, чтобы напиться кипрского вина и пойти спать.

— Или придумывать новые кушанья.

— Это их ремесло. Давай, Мико, а я пока посторожу.

Албанец принялся раскачивать засовы, и с них посыпалось огромное количество ржавчины. В результате неимоверных усилий ему удалось их поднять. Ухватившись за бронзовую ручку, он сильно потянул дверь на себя. Поначалу она не поддавалась, потом медленно открылась, заскрипев на несмазанных петлях.