За дверью штурмовой отряд изо всех сил работал топорами, подвергая свои мускулы жестокому испытанию. В конце концов в двери образовалась щель не шире двух пальцев, но вполне достаточная, чтобы открыть по ней огонь. Четверо венецианцев, стоявших перед дверью, изловчились, спрятавшись за тяжелой мебелью, и дали залп из аркебуз.

Послышались испуганные вопли, потом крик Хасарда:

— Лодыри! Хараджа вас всех посадит на кол, канальи!

— Они разбежались, как кролики, — сказал Никола. — Так мы сможем продержаться целый месяц.

— Без еды? — спросил Мико.

— Затянем пояса потуже.

— Думаю, в этом не будет нужды. Совсем недавно я сделал очень важное открытие.

— Какое? — поинтересовался паша.

— Я принялся разглядывать картину, на которой, как мне показалось, изображена Роксолана, и вдруг укололся чем-то очень острым, торчавшим из рамы.

— Не тяни, бездельник, — сказал грек. — Мы не в албанских горах.

— Я попробовал нажать на эту штуку, и передо мной открылся проход. Оттуда тянуло запахами кухни.

— Клянусь бородой Магомета!.. — вскричал грек. — Проход, ведущий в кухню Хараджи?

— Думаю, да, — ответил Мико.

— Показывай, где это, — сказал Дамасский Лев.

— Идемте в другую комнату.

Негры разбежались, но понятно было, что это лишь на короткое время: не могли же они настолько струсить, чтобы не принять сражения. А потому осажденные оставили у дверей венецианцев и пошли следом за албанцем.

— Здесь, — сказал Мико, указав на большую картину.

На ней была изображена очень красивая султанша, причем рисовал ее явно христианин, ибо турки не знали искусства живописи.

— Да, это Роксолана, — заметил паша.

— Открывай, Мико, — сказал Дамасский Лев, на всякий случай приготовив к бою пистолеты.