— И я рад не меньше твоего, синьор виконт, — ответил араб, стараясь придать лицу жизнерадостное выражение. — Теперь уж мы наверняка вызволили тебя из рабства. Ну вот, теперь ты счастлив, синьор.

— Да, безмерно счастлив. Надеюсь, мусульманам больше не удастся разлучить меня с женщиной, которую я люблю.

По лицу араба на миг, как вспышка молнии, пробежала судорога. Герцогиня, которая не сводила с него глаз, это заметила.

— Господин, — сказал Эль-Кадур, — теперь ты больше не нуждаешься в моих услугах. Я свое предназначение выполнил и хочу попросить тебя об одной милости, в которой хозяйка мне отказала.

— О какой? — спросил удивленный виконт.

— Не бери меня с собой в Италию.

— Эль-Кадур! — властно прервала его герцогиня.

— Бедный раб хотел бы вернуться на родину, — продолжал араб, сделав вид, что не услышал окрика хозяйки. — Наверное, жить мне осталось недолго, я чувствую, силы покидают меня, я страшно устал и хочу вернуться домой. Мне каждую ночь снятся бескрайние пустыни Аравии, зеленые пальмовые рощи с перистыми листьями и шатры, чернеющие на высохшей, но такой прекрасной равнине. Ее целует солнце, ее ласкают воды Красного моря. Мы, дети пустыни, живем недолго, а когда чувствуем приближение смерти, нам нужны только две вещи: ложе из песка и тень наших пальм. Попроси женщину, которую ты любишь, чтобы она дала свободу бедному рабу.

— Значит, ты хочешь покинуть нас, Эль-Кадур? — спросила герцогиня.

— Да, если позволишь.

— Но ведь ты вырос рядом с моей невестой, ты был ей защитой и спутником, почему же ты хочешь покинуть нас, Эль-Кадур? — спросил виконт. — Неаполь лучше Аравии, а герцогский дворец лучше шатра. Говори.

Араб прикрыл глаза. Герцогиня пристально на него смотрела. Она уже поняла, какое тайное пламя сжигает сердце дикого сына пустыни.

— Ты действительно этого хочешь, Эль-Кадур?

— Да, госпожа, — глухо ответил араб.

— И тебе не будет жаль твою хозяйку? Ведь ты с детства был ей другом.

— Бог всемогущ.

— Как только мы отплывем с Кипра, ты получишь свободу, мой верный Эль-Кадур.

— Благодарю, госпожа.

Больше он не сказал ни слова, завернулся в свой широкий плащ и уселся на носу, а виконт и герцогиня приветствовали матросов, выстроившихся вдоль борта.

Папаша Стаке и Никола снова подошли к ним.