— Не делайте глупостей, Никола, — сказал Перпиньяно. — Янычары сильнее нас, и мы можем все потерять.

— Знаю, потому и воздержусь от любых действий и не запалю фитили у своих пистолетов, хотя мне очень хочется броситься на этих псов и изрубить их в куски ятаганом. Я слишком много выстрадал и как христианин, и как отступник.

— Но между вами герцогиня.

— Ее шпага стоит больше, чем все наши вместе. Я слышал, она победила и разоружила самого Метюба.

— И Дамасского Льва тоже, так что мы должны сохранять спокойствие, Никола.

— И осторожность. Негоже бить яйца, пока они удобно лежат в корзинке.

Оба отряда между тем продолжали скакать галопом уже не по узкой тропе вдоль моря, доступной лишь пешеходам, а по широкой дороге, проложенной по краю скалистого берега, образующего полукруглый выступ перед заливом Хусиф.

Хараджа и Элеонора не разговаривали, обе, казалось, погрузились в свои мысли.

Время от времени Элеонора, будучи уверена, что турчанка на нее не смотрит, оборачивалась назад, чтобы украдкой бросить взгляд на виконта, словно подбадривая его и моля не выдать себя. Француз отвечал ей улыбкой и как бы ожидал ее взгляда. К семи утра оба отряда, не замедляя скачки ни на секунду, уже спускались к бухте.

— Вон там внизу мой корабль, — сказала герцогиня, указывая турчанке на галиот, стоящий на якоре с полуспущенными парусами меньше чем в кабельтове от берега.

— Вот это да! — воскликнула Хараджа. — А почему не видно моей шебеки? Ты должен был увидеть ее, Хамид, когда бросал здесь якорь.

— Она тут и была, — отвечала герцогиня. — Маленький парусник с командой в дюжину человек на борту?

— Она стояла на якоре?

— Больше того, команда пыталась помешать нам сойти на берег.

— Идиоты! Не могут отличить друзей от врагов, метельщики средиземноморские.

— Недоверие — полезная вещь, Хараджа.

— А сколько своих людей ты оставил охранять судно?

— Троих.

— Меня беспокоит отсутствие шебеки, — сказала Хараджа, нахмурив брови. — Может быть, на берегу случилось что-нибудь серьезное?

— Что тебя пугает, Хараджа?