Мола

Доктор Рамола Шерман работает педиатром в детской клинике Норвуда уже три года. Рамола — одна из пяти штатных врачей, на чью долю выпадает принимать большинство новых поступлений. Местные жители быстро усвоили: доктор Шерман внимательна, энергична, добра, невозмутима и в то же время излучает ободряющую уверенность, в которой так нуждаются все родители, особенно те, кто им стал недавно. Детей же восхищает ее британский акцент, который Рамола не стесняется эксплуатировать, лишь бы искаженное болью лицо озарила улыбка. Если как следует попросить, самым маленьким доктор разрешает потрогать рыжую прядку в копне своих черных как смоль волос.

Рамола родилась в Саут-Шилдс, большом портовом городе на северо-восточном побережье Англии, где река Тайн встречается со студеным Северным морем. Ее мать Ананья эмигрировала с родителями в Англию из Бомбея (нынешнего Мумбая) в 1965 году, когда дочери было всего шесть лет. Ананья — полиглот, преподает инженерное дело в Саут-Тайнсайде. Она нелегко сходится с людьми, но беззаветно предана тем, кто однажды завоевал ее доверие. Не бросает слов на ветер и уже не первый десяток лет никому не дает себя переспорить. Ананья ниже дочери с ее ростом метр пятьдесят семь, однако в глазах Рамолы мать выглядит куда более внушительной фигурой. Отец Рамолы, Марк, — белый подкаблучник в очках с проволочной оправой, лицо обычно прячет за одной из трех ежедневных газет, тем не менее он обладает грозной фигурой с толстыми бицепсами и широкими плечами, как и положено человеку, всю жизнь проработавшему каменотесом. Мягкого нрава, он легок на шутку и примирение. Марк — безнадежный домосед, покидал Англию всего пять раз в жизни, включая три визита в Соединенные Штаты: первый раз он приехал, когда Рамола окончила университет Брауна, второй — пятью годами позже, когда дочь окончила медицинский институт Брауна, а третий раз — прошлым летом, чтобы погостить у Рамолы целую неделю. В июльской духоте городских кварталов Бостона Марк постоянно ворчал насчет адского климата, как если бы температуру и точку выпадения росы устанавливали добрые люди Новой Англии. Легендарная и, похоже, не очень правдивая история первого свидания Ананьи и Марка повествует о рассеянном совместном просмотре «Близких контактов третьей степени», походе в пользующийся недоброй славой паб и первой партии в пул, положившей начало несерьезной, но подчас соревновательной серии игр, которая продолжается вот уже несколько десятилетий. И отец, и мать упорно стоят на своем, утверждая, что тот первый матч выиграл/выиграла именно он/она.

Утро близится к концу. Рамола доедает холодные остатки пиццы без томатного соуса, пролежавшие в холодильнике четверо суток, потом болтает по «Скайпу» с матерью. Изображение Ананьи скачет на экране лэптопа — мама не может удержаться от жестикуляции, в которой участвует и рука с телефоном. Ясное дело, мама волнуется, но, слава богу, сохраняет выдержку и слушает больше, чем говорит. Рамола уверяет, что утро выдалось относительно спокойным. Она уже два дня не покидает свой таунхаус. Ничем не занята, сидит на диване, смотрит новости, пьет какао да проверяет электронную почту и эсэмэски на предмет своей роли в преодолении экстренной ситуации. Завтра в шесть утра в Норвудскую больницу из Метро-Саут должна прибыть вторая волна дипломированного медперсонала. Первая была вызвана из дома и расставлена по местам менеджерами групп Центра чрезвычайных ситуаций всего сутки с половиной назад. И вот уже понадобилась вторая волна. То, что ее вызывают так скоро после вызова первой волны, — плохой знак.

Ананья кладет руку на сердце и качает головой. Рамола боится, что кто-то из них — или обе сразу — сейчас пустят слезу.

Дочь говорит матери, что ей до выхода на работу еще надо прочитать новые инструкции (она их прочитала уже дважды) и собрать вещи. В ближайшем будущем ей предстоит работать сменами по шестнадцать часов, спать скорее всего придется на месте, прямо в больнице. Это лишь повод закончить разговор, сумка с суточным запасом давно уложена и стоит на полу у выхода из квартиры.

Ананья щелкает языком, шепчет молитву длиной в одну строку. Мама вытягивает из Рамолы обещание беречь себя и сообщать новости при любой возможности. Затем разворачивает телефон в сторону Марка. Все это время отец был рядом, за экраном, и слушал из тесного угла для завтрака, положив локти на стол, прикрыв рот мясистыми ручищами, с очками на макушке. Без очков глаза отца всегда кажутся маленькими. Он уже успел всплакнуть, его вид берет Рамолу за душу. Перед тем как она закрывает окно чата, папа машет рукой, прочищает горло и далеким, за тысячи миль, голосом, говорит: «Полный бардак, а?»

— Полнее не бывает.

— Береги себя, милая.