«Надо бы ковер пропылесосить и пыль вытереть с тренажера и телевизора, – напомнил себе Глеб. – Эх, и окна перед зимой я не помыл. Хозяин хренов».

Прозаические размышления освежили, как холодный душ в жаркий июльский день. Он остановился посреди темной аллеи, закурил и осмотрелся.

Вокруг шумел от ветра ночной парк. Над головой в разрывах облаков посверкивали звезды. Впереди угадывался прогал между деревьями – там аллея выходила на широкую просеку, освещенную фонарями.

«Куда ж это я забрел? – удивился Глеб. – Большую поляну и Серебрянку я не пересекал, к окультуренной части парка и детской площадке не выходил. Значит, кружу в лесопарковой зоне. Наверное, где-то рядом Красный пруд. Точно, если пойти по аллее с фонарями направо, как раз выйду к нему. Дойду до пруда, еще раз покурю – и домой, в люлю. После такой прогулки здоровый сон мне гарантирован…»

Пруд возник между деревьями, безмолвный и таинственный. Днем, в хорошую погоду, его берега были усыпаны отдыхающими – бездельниками с пивом, строгими бабушками с галдящими детьми, влюбленными парочками. Сейчас же лишь ночной ветер гнул ветви ив и морщинил непроглядное зеркало воды.

«Как будто я не в Москве, а где-то за тысячи километров, в настоящем лесу», – подумал Глеб.

Он хотел присесть на ствол поваленного клена, но тот оказался мокрым, и, постояв немного, Погодин двинулся в обход пруда, намереваясь выйти на одну из просек, ведущих к шоссе Энтузиастов. Одинокие фонари выхватывали из темноты куски асфальта, залепленные опавшими листьями. Снова начал накрапывать дождь. Где-то далеко провыла собака. В кустах шуршали то ли птицы, то ли мыши.

Компанию молодых людей Глеб заметил издали. Пятеро или шестеро парней в коротких куртках и тренировочных штанах толпились под фонарем, что-то оживленно обсуждая. На асфальте вокруг стояло несколько пластиковых полуторалитровых баллонов с пивом. Грубый смех, мат, характерные движения, когда говорящему точно не хватает слов и он помогает себе руками и всем телом, – в жизни Глебу не раз приходилось сталкиваться с такими типами. Его передернуло от отвращения. Если продолжать идти по аллее, парни обязательно заметят одинокого прохожего. Что будет дальше, понятно: «Э, пацанчик, дай телефон, позвонить очень надо».

Глеба больше всего бесило вот это «очень надо». Типа к тебе обращаются как к воспитанному, отзывчивому человеку. Мама с папой же учили в детстве – ближнему надо помогать. Вот и помоги. Далее события будут разворачиваться по похожему сценарию: «Братан, дай кепку поносить. Жалко тебе, что ли? Давай куртофанами махнемся. Да не жмись, у меня тоже классный, правда, рукав прожженный. О, кроссы у тебя крутые. Дай чисто погонять, на дискач сходить. Я потом отдам…» Ну а в завершение этого спектакля жертва гоп-стопа в лучшем случае огребет пару поджопников и под обидный смех и улюлюканье поплетется прочь, униженная и напуганная. Если же ломать сценарий гопников, сразу «идти в отмах», могут и ножом пырнуть, и череп кастетом проломить. В общем, куда ни кинь, везде засада.

– Хрен вам по всей морде! – прошептал Глеб.

Он давно и твердо уяснил: главное – не быть жертвой. А лучший бой – тот, который не состоялся, тем более что против пятерых гопников, бывалых уличных бойцов, у него даже с баллончиком нет никаких шансов. Ну, пшикнет он в рожу одному, зато остальные уделают его за эту выходку так, что потом всю оставшуюся жизнь придется быть спонсором фармацевтической промышленности. Баллончик вообще хорош только против собак да одиноких агрессивных бомжей, и то в случае, если успеешь выхватить и попасть струей жгучего кайенского перца куда надо.

Еще раз с ненавистью посмотрев на потенциальных обидчиков, Глеб зло сплюнул в мокрую траву и быстро свернул с асфальтовой дорожки, растворившись в зарослях.

Он буквально на ощупь пробирался между деревьями, поминутно запинаясь за упавшие ветки и оскальзываясь на мокрой глине. Впереди стеной встала молодая поросль, пришлось идти напролом. Глеб мгновенно промок до нитки, а в довершение всех бед не заметил под ногами глубокой канавы, упал, извозившись в грязи, и окончательно потерял направление.

Теперь он брел наугад, твердя про себя: «Этот парк все равно когда-нибудь кончится». Раздражение и злость на гопников сменились усталостью. Замерзли руки. Остановившись перекурить, Глеб не удержал в окоченевших пальцах и обронил зажигалку. Потратив несколько минут, он так и не сумел найти ее в темноте. Это окончательно вывело его из себя. Глеб начал материться вслух, с треском ломая мешавшие идти ветки, потом побежал.

Наконец впереди мелькнул оранжевый отсвет уличного фонаря. Сумасшедший офф-роуд марафон, в который превратилась обычная прогулка, похоже, близился к финалу. Глеб немного успокоился и пошел медленнее, восстанавливая дыхание.

«Надо будет как-то почиститься, в таком виде менты загребут за милую душу, – подумал он, пытаясь сориентироваться, куда его занесло. – Да это же Главная аллея! Ничего себе я дал крюка!»

Безумно хотелось курить. По улице, разделявшей Измайловский парк надвое, изредка проносились автомобили. Глеб не спеша приблизился к проезжей части и вдруг заметил в тени елей несколько темных фигур. Он тут же застыл, прижавшись щекой к стволу ближайшего дерева. Неизвестные люди прятались от кого-то и явно не хотели, чтобы их заметили. Внезапно Глебу стало страшно. От темных фигур веяло настоящей, смертельной опасностью. В голове паническим хороводом закружились мысли:

«Надо валить отсюда! Быстро! И очень тихо».

Глеб оттолкнулся от дерева, сделал шаг, другой. Дорогу осветил мертвенный свет ксеноновых фар, и из темноты появился низкий черный лимузин в сопровождении квадратного джипа охраны. Машины двигались на приличной скорости, в тонированных стеклах посверкивали огни проносящихся мимо фонарей.

Прятавшиеся за елями люди зашевелились. Глеб, вместо того, чтобы сломя голову бежать прочь, неожиданно для себя самого замер, затаился. Какое-то извращенное любопытство удерживало его на месте. Это чувство было сродни тому интересу, что заставляет людей смотреть криминальную хронику, с замиранием сердца смакуя подробности убийств и грабежей.