— Я же извинилась. Предложила отработать. Что тебе еще нужно? — ну вы только посмотрите на меня. Сама безэмоциональность и вежливость. Я даже хотела сказать, что могу и деньги достать, если Альк захочет, но вовремя прикусила язык. Если ему принципиальны бабки — он бы сразу об этом сказал. Но, судя по всему, ему важно показать всю свою дурь и поиздеваться, наслаждаясь, вдоволь. И, раз уж мы будем видеться каждый день — нужно молча вытерпеть все на самом корню, не усугубляя неприязнь между нами.
Кто знает, на что этот псих способен. И вообще — запоздалая здравая мысль! — лучше держаться от него подальше. Разобраться сейчас, на месте, и больше не пересекаться.
Осложнить ситуацию могло лишь то, что я могла выкинуть опять что-то мерзкое, потеряв самоконтроль, но пока я вроде бы успешно держала себя в руках.
На лицо парня я не смотрела. Единственная слабость, что выдавала весь мой внутренний ужас. Но, готова поспорить, сейчас на нем можно было увидеть что-то, напоминающее удивление, судя по заминке, что он себе позволил. Серьезно? Удивился моей выдержке и самообладанию?
Разумеется, я тут же вскинула на него взгляд.
— Живи, — он сплюнул это слово на землю, даже не пытаясь скрывать внутренней борьбы. Я ясно и четко увидела то, как вопреки сказанному, этот русский борется с желанием уничтожить меня, размазав по асфальту.
— Брысь отсюда, дура, — добавил он, резким движением отталкивая от себя.
В голове словно бы возникла огромная сияющая красная кнопка, к которой потянулась невидимая рука и чуть не нажала ее. Нет-нет-нет, Ванда. Тебя и впрямь отпустили с миром, ты ведь этого и хотела, верно? И черт с ним со зреющим чувством обиды и унижения — ты сможешь с ним справиться.
А вот чувство вины уходить не хотело. Словно было в этом парне что-то... неуловимое, но то, про что я точно знала — вот такие тупые поступки, как мой тогда, с этой дурацкой жвачкой, и сделало его в итоге таким озлобленным и психованным. Или тебя так разжалобило то, что он тебя отпустил, несмотря ни на что?
Ой, ну и тупая баба. Но ведь ты не можешь иначе, верно?
Я только и успела, что заправить за уши выбившиеся пряди и сделать пару шагов в сторону, стараясь не обращать внимания на то, что на нас, оказывается, все это время пялилось довольно большое количество народу. Все мое восприятие сжалось до совсем маленького кусочка этого мира, где была я и раздражающее лицо этого верзилы, полное эмоций, которые мне не хотелось вызывать ни в ком и никогда. А еще — моих собственных обиды, чувства вины, и совершенно противоречащему ему ощущению “я этого не заслужила”.
— Со жвачкой тупо вышло, — я уже собиралась уходить, но снова развернулась к Альку лицом, нервно цепляясь пальцами за лямки рюкзака. — Не знаю, что нашло на меня. Я сама понимаю, что это... мерзко.
Не ответит — и пусть. Главное, что мне на душе стало в эту секунду немного легче. Лишь на секунду, потому что уже в следующую было ясно, что я снова испортила все, что только можно было испортить.
— Пошла вон отсюда, — внезапно зарычал Альк, впечатывая кулак в капот собственной машины.
Серьезно?!
Я по привычке замерла. Всегда замирала. Словно бы тело подавало сигнал — не сопротивляйся, тогда будет менее больно. Время ожидаемо замедлилось — вот ты пытаешься заставить себя пошевелиться и сбежать, а в следующую секунду уже думаешь, куда бить и как — в пах или солнечное сплетение, чтобы хоть как-то защититься, или наброситься, расцарапывая лицо в ответ. Глупость, конечно — если тебя ударят по лицу, в первые мгновения ты даже вспомнить, как тебя зовут, не сможешь. Вон как машину свою помял... И вот Альк снова замахивается... А я снова замираю. Не могу сделать и шага. Лишь закрываю глаза и жду.
Раз, два, три.
— Вали отсюда! — раздается совсем громогласно почти над самым ухом.
На этот раз подействовало. Пусть даже из-за участившегося сердцебиения, шумевшего в голове, этот возглас донесся до моего сознания с опозданием и словно сквозь толщу воды, мой инстинкт самосохранения наконец-то сработал. Стоит ли говорить, как быстро я накинула капюшон и дала деру?
Остановилась я только лишь на пороге школы, ощущая, что меня начинает нехило потряхивать. Нормальная реакция организма на пережитый стресс, на самом деле, вот только хотелось бы, чтобы он нормально реагировал в те моменты, когда я буквально сую свою голову в мясорубку, а не после. Успокоиться сходу не удалось — дрожь перешла в тошноту, и я поняла, что первым делом в новой школе буду искать не нужный кабинет, а туалет. Не самый плохой вариант , на самом деле. Скрыться где-нибудь на время, прийти в себя, ни в коем случае не позволять себе слез и унять любую нервную дрожь, которая может меня выдать. И — очень важно! — постараться не думать о произошедшем.