В первый раздел настоящей книги вошли статьи, посвященные выдающимся историкам и опубликованные в разное время в ведущих российских и французских научных изданиях[2]. Некоторые из них переработаны и во многом дополнены. Центральное место занимают две статьи, посвященные В.М. Далину. Первая, в которой представлены основные вехи его жизненного пути и творчества, была написана по поручению руководства журнала «Новая и новейшая история» в 1988 г., а вторая – «Французского ежегодника» в 2002 г.

В свете произошедших в современной российской науке позитивных перемен в изучении истории Французской революции, как и в равной степени воззрений самого автора за последние десятилетия, возникла необходимость не только расширить источниковую базу различных статей, но и осмыслить и критически обсудить некоторые интерпретации В.М. Далина по проблемам революционной эпохи и вклада французских историков XX столетия, в частности представителей школы «Анналов», под более широким углом зрения.

Будем откровенны: первоначальный вариант первой статьи о В.М. Далине в свое время не у всех вызвал однозначную положительную оценку, что было вполне закономерным. Ведь многие из моих старших коллег, долго работавших с В.М. Далиным, имели, по признанию Г.С. Чертковой, свой «образ Виктора Моисеевича». Но в то же время многие известные историки, такие как академики A. Л. Нарочницкий и Н.Н. Болховитинов, профессора А.В. Адо, B. А. Дунаевский, В.В Согрин и другие, откликнулись положительно[3].

Статьи, посвященные В.М. Далину и А.Р. Иоаннисяну, дополнены многочисленными и весьма интересными архивными документами, которые автор этих строк обнаружил в личных архивных фондах многих советских историков в Архиве Российской академии наук, в Научно-исследовательском отделе рукописей Российской государственной библиотеки и в Национальном архиве Армении. Отметим также, что статьи об А.Р. Иоаннисяне и Г.С. Кучеренко, как и вторая статья о В.М. Далине, посвящены в основном раскрытию их образа как исследователей. В статьях объективно и беспристрастно воспроизведены портреты профессиональных историков. Я не сомневаюсь, что их методы работы, как и требования, в равной степени предъявляемые ими к самим себе и к своим ученикам, безусловно, будут поучительны для многих, в особенности для представителей молодого поколения историков.

Что же касается моих общений с советскими и зарубежными историками, не все в моей жизни сложилось гладко и безоблачно. Еще с третьего курса ЕГУ я лелеял мечту продолжить обучение в аспирантуре под руководством одного из крупнейших историков XX столетия – А.З. Манфреда. Однако волею судьбы мне было суждено лично общаться с ним лишь пять минут – 14 июля 1976 г. в секторе Новой истории капиталистических стран Европы Института всеобщей истории АН СССР. После разговора по-французски со мной, в то время еще студентом, А.З. Манфред выразил готовность руководить мной после поступления в аспирантуру, но его безвре – менная кончина не позволила осуществиться моей мечте. Отметим, что после моего ухода, по свидетельству Н.В. Емельяновой, он сказал обо мне: «Вот Вы увидите, он станет историком».

Таким образом, я был лишен возможности посвятить портрету Альберта Захаровича отдельную главу. Но его имя, пользовавшееся в международных научных кругах непререкаемым и вполне заслуженным авторитетом, часто встречается на страницах этой книги. В связи с этим небезынтересно отметить, что даже лидеры «третьего поколения» «Анналов» Э. Леруа-Ладюри и Ф. Фюре, долгие годы полемизировавшие с ним, категорически отвергавшие его марксистскую интерпретацию Французской революции, и, в частности, по свидетельству К. Мазорика, концепцию якобинской диктатуры[4], о нем отзывались с глубочайшим уважением. В октябре 1989 г. я сопровождал Э. Леруа-Ладюри, в бытность его директором Национальной библиотеки Франции, в библиотеку ИНИОНа. Во время его беседы с руководителями этой организации я упомянул имя А.З. Манфреда как историка, пользовавшегося во Франции большим признанием. Э. Леруа-Ладюри, мгновенно оторвав обе руки от письменного стола, тихим голосом почтительно сказал: «Манфред!» Когда же в феврале 1992 г. я спросил у Ф. Фюре, общался ли он лично с А.З. Манфредом, не раз сильно критиковавшим его воззрения, собеседник, утвердительно ответив на мой вопрос, добавил: «Я был еще молодым для Манфреда».

В отличие от А.З. Манфреда мне так и не довелось лично пообщаться с одним из крупнейших специалистов по истории Французской революции Жаком Годшо, моим кумиром во французской исторической науке, с которым я долгие годы находился в переписке и кого считаю одним из своих учителей наряду с А.З. Манфредом и В.М. Далиным. Поэтому статью о нем я написал главным образом сквозь призму своего личного восприятия его творчества.

В книге помещены также две статьи на русском и французском языках о научных связях и полемике одного из крупнейших французских историков, учителя Ж. Годшо, Альбера Матьеза с советскими историками. Статья, опубликованная в журнале «Исторические анналы Французской революции», дополненная и во многом отличающаяся от первой, была высоко оценена зарубежными историками[5].

Во второй раздел настоящей книги включены опубликованные в России и во Франции важные архивные документы, проливающие свет на научное сотрудничество советских историков, а также на их связи с французскими коллегами. Мы, однако, предпочли не включать напечатанные в «Исторических анналах Французской революции» две публикации, касающиеся очень интересной переписки А. Собуля с Б.Ф. Поршневым и А.З. Манфредом[6], поскольку они уже были переизданы в составленном нами сборнике «Корреспонденция Альбера Собуля с советскими историками»[7]. Некоторые же предисловия к публикуемым документам были немного дополнены.

В этот раздел мы предпочли включить и три весьма примечательных и неизданных документа об А.З. Манфреде, обнаруженных нами в его личном архиве, а также неопубликованную и интересную корреспонденцию Мориса Домманже с руководителями Института Маркса-Энгельса, в частности переписку с Д.Б. Рязановым в 19261932 гг., хранящуюся в Российском государственном архиве социально-политической истории.

Отметим, что при такой композиции некоторые мысли, разумеется, могут повторяться, за что приношу свои извинения, рассчитывая при этом на снисходительность читателя.

Как верно заметил А.В. Гордон, «история историоописателей, история историков заслуживает не меньшего внимания, чем история событий, которые они описывали, и тех, что они переживали. История историков формируется на пересечении двух исследовательских направлений – биографического и историографического, создавая новый жанр, уже получивший в литературе название историографического портрета. Речь идет о создании портрета ученого в триединстве его жизненного пути, творчества и среды»[8]. Именно этому триединству автор данной книги следовал в пределах своих возможностей.

Считаю своим долгом выразить глубокую признательность моему другу и коллеге, главному редактору «Французского ежегодника», доктору исторических наук А.В. Чудинову за поддержку моей инициативы в подготовке к печати настоящей книги, за помощь своими мудрыми советами при подборе помещенных в ней материалов, а также за согласие стать научным редактором. Я весьма благодарен также моему коллеге, президенту Общества робеспьеристских исследований во Франции, бывшему главному редактору «Исторических анналов Французской революции», профессору университета Лилль Эрве Леверсу, редактировавшему часть помещенных в книге материалов и настаивающему на необходимости ее издания.

Расширению моих знаний и научного кругозора в огромной степени способствовали многолетняя каждодневная работа под руководством некоторых выдающихся советских историков (в непосредственном окружении которых я провел свою молодость и благодаря помощи которых формировался как профессиональный историк-франковед), а также многолетнее общение и переписка со многими известными отечественными и зарубежными (в особенности c французскими) исследователями. Публикуя настоящую книгу, я воздаю им дань своего глубокого почтения, ко многим из них всецело относятся слова моего коллеги А.А. Егорова: «Со смертью крупного ученого, писателя, художника, философа, проще говоря – видного деятеля науки, литературы и искусства, его наследие продолжает жить, обеспечивая тем самым “бессмертие’à его автору»[9].