Нет-нет, разговаривать с родственниками можно будет только вживую и только с Тони, выставить его перед собой как щит и пусть сам отбивается, раз сам заварил эту кашу. Его обаяния на мою семью должно хватить, а моего терпения на них уже давно не хватает!

А потом я строго одергивала сама себя, что думаю о какой-то ерунде, когда тут решается вопрос жизни и смерти…

Целители заглядывали настолько часто, что я уже даже не поворачивала головы на скрип двери, и продолжала полулежать рядом с Тони, держа его за руку и надеясь, что вот-вот ресницы дрогнут, приподнимутся, и он скажет мне какую-нибудь гадость.

Поэтому раздавшийся следом за этим скрипом голос меня удивил и заставил поднять голову, с трудом фокусируя взгляд.

— Добрый день.

Женщина в возрасте, но уже том, неуловимом, когда ей может быть и шестьдесят и восемьдесят — седые волосы собраны в элегантную прическу, тяжелые серьги с гранатами, гранатовое же платье, старомодное, но на этой даме смотрящееся удивительно уместно. Будь я в чуть лучшем состоянии, я бы наверное, догадалась сразу, но сейчас мне потребовалось несколько мгновений, чтобы неуверенно произнести:

— Госпожа Уолтер?

— Леди Уолтер, — невозмутимо поправила меня дама, пересекла палату и опустилась на кровать рядом с Тони с другой стороны от меня.

Она пригладила сыну встопорщенные волосы, провела костяшками сухих пальцев по щеке.

Я выпрямилась, панически пытаясь сообразить, как выгляжу со стороны. По всему выходило, что отвратительно — больничное платье не по размеру, простецкая коса вместо растрепавшейся в воронье гнездо прически. О лице — даже судить не берусь, краше в гроб кладут. Брайан пытался все же отправить меня домой, но у него ничего не вышло, я отказывалась покидать госпиталь, пока не будет ясно наверняка, что с Тони все хорошо.

Теперь, признаться, об этом немного жалела. А мысли о разговоре с родителями внезапно стали казаться сущей ерундой, не стоящей внимания. В конце концов, их дочь вышла замуж за господина Пятого Номера, а сын этой женщины женился на вот этом… чучеле.

Неловкое молчание становилось все тяжелее. У меня во рту все пересохло, и язык прилип к небу, и казалось, что если я все-таки решусь что-то сказать, это будет не речь, а воронье карканье (и тогда чучело можно будет переквалифицировать в пугало).

— Вы, должно быть, Оливия, — первой нарушила молчание… моя свекровь.

Я кивнула, по-прежнему, не зная, что сказать.

Ненавижу Уолтера! Он как издевался надо мной при жизни, так и продолжает издеваться при смерти! И кольцо сама себе надевай, и с родственниками сама себя знакомь… хорошо устроился!

Я подавила в себе порыв поправить подушку, чтобы убедиться, что устроился и правда хорошо.

— Как давно вы здесь?

Кто бы еще сказал, который час…

— Около полутора суток, — неуверенно призналась я. Или уже двух?.. Время и правда смазалось.

Леди Уолтер покачала головой, и мой желудок сделал кульбит. Но прежде, чем она успела что-то сказать, дверь распахнулась и вошел целитель.