– Почему вы так думаете?

– Чувствую. Хотите пари?

Лопухин покачал головой – учиться можно и без ущерба для кармана. Миновали поворот.

– А зря отказались, – с досадой констатировал Кривцов. – Вы бы выиграли.

Гавань открылась за следующим поворотом. Фиорд здесь расширялся, образуя котловину, со всех сторон закрытую горами. Только что не было ничего, кроме моря, неба и скал – и странно нереальным казался поселок, раскинувшийся на пологом левом берегу, длинные дома без окон и труб, жилые домишки с дымками над крышами, причалы из заполненных камнями срубов. Хотелось протереть глаза.

– Это док? – спросил Лопухин, указав рукой на несуразно-громоздкое бревенчатое сооружение с воротами, наполовину стоящее в воде. Темная полоса на бревнах показывала максимальную силу прилива.

– Он самый, и в нем стоит двухмачтовое судно. С дока мы и начнем, если не возражаете.

– Командуйте, капитан.

Странно пусто было на душе у Лопухина, когда баркентина разворачивалась, занимая удобную позицию для обстрела пиратской базы, когда сыпались команды, когда злые хохотки – «Поквитаемся!» – висели в воздухе вместе с грубой бранью, когда с носа и кормы шлепнулись в воду два якоря…

– Левый борт, к бою!

Лопухин знал: сейчас открываются пушечные порты. Он видел, как на берегу мечутся люди, словно в потревоженном муравейнике, и догадывался, что многие из них ни разу в жизни не выходили в море на разбой. И тем не менее именно на их жилища упадут снаряды, как только пушки разнесут вдребезги док. Нет сторонних, нет непричастных. Праведную ярость матросов не остановить – и не надо. Око за око.

Но главная пилюля приготовлена для англичан – британский флаг должен быть хорошо виден с берега, и после обстрела останутся живые свидетели. Тут тоже око за око. Глупо ведь пользоваться только разрешенными приемами в борьбе с противником, который не гнушается никакими средствами. Либо опускайся до его уровня, либо мирись с поражением. Иного выбора просто нет.

Палуба вздрогнула – грянул первый залп.

И вмиг исчезла пустота в душе, остались позади все сомнения. Возможно, в эту минуту вся мировая история, качнувшись, как курьерский поезд на стрелке, свернула и побежала по другому пути. Кончено. Когда Рубикон позади, незачем ворошить прошлое – надо думать о том, что будет дальше.

А ведь что-то будет.

Примечания