— Не беспокойтесь, — сказал Тисл. — Мы вас починим. — Он стал расстегивать свою рубашку.

— Я спросил… как тяжело? — Это был едва слышный шепот.

— Вы же видели много раненых, Орвал. Сами понимаете, насколько это серьезно. — Он свернул свою рубашку в шар и засунул в рану на груди Орвала. Рубашка сразу пропиталась кровью.

— Я хочу, чтобы ты мне сказал. Я спросил…

— Ладно, Орвал, берегите силы. Не нужно говорить. — Он застегнул на Орвале рубашку. — Не буду вам лгать, поскольку знаю, что вы бы этого не захотели. Крови много и трудно сказать наверняка, но мне кажется, что задето легкое.

— О Господи!

— Теперь молчите, нужно беречь силы.

— Пожалуйста. Ты не должен меня оставлять. Не оставляй меня.

— Вот уж об этом не беспокойтесь. Мы доставим вас обратно в город и сделаем все, что сможем. Но и вы должны кое–что для меня сделать. Слышите? Я засунул в рану рубашку, а вы должны прижимать ее к груди. Нужно остановить кровотечение. Вы меня слышите? Вы поняли?

Орвал облизнул губы и едва заметно кивнул, и Тисл почувствовал во рту тошнотворный вкус. Не было ни малейшего шанса, что свернутая комком рубашка остановит кровотечение из такой раны… Он подумал о воде.

Тисл знал, что воду Орвалу давать нельзя. Это он хорошо усвоил еще в Корее. У человека, раненного в грудь или живот, выпитая вода вызывает рвотный рефлекс, а от рвоты расширяется рана, усиливается боль. Но Орвал облизывал губы, все облизывал губы, и Тисл не мог видеть, как он мучается. Дам ему немного, подумал он. Немного ему не повредит.

У Орвала к ремню была пристегнута фляжка. Тисл дал ему чуть–чуть. Орвал кашлянул, и из его рта вылилась пенистая вода с кровью.

— Боже мой, — сказал Тисл. Он не знал, что делать дальше. Но тут вспомнил про радио и потянулся к нему. — Тисл вызывает полицию штата. Полицию штата. Срочно. — Он повысил голос. — Срочно.

До этого он принял решение не вызывать по радио помощь, что бы ни случилось. Даже не стал никого звать, когда увидел разбившийся горящий вертолет. Но Орвал… Орвал умирает.

Радио трещало разрядами атмосферного электричества — приближалась гроза. Но вот послышался голос, хриплый и неразборчивый;

— …лиция… штата… ет…

— Я вас плохо слышу, — торопливо заговорил Тисл. — Наш вертолет разбился. У меня раненый. Мне нужен для него еще один вертолет.

— …Невозможно. Идет… буря. Все… на земле.

— Но, черт возьми, он умирает!

Голос что–то ответил, Тисл не разобрал что, потом на несколько мгновений затерялся в атмосферных разрядах, и вновь он услышал обрывок какой–то фразы: