Ответа на этот вопрос капитан, по-видимому, не имел. Впервые за время беседы его ресницы затрепетали.

— А принципиальнее «если бы» у тебя ко мне ничего нет?

— Принципиальнее уже просто некуда, — заметил Андрей. Спросил: — А почему твоя совесть молчала так долго?

— То есть?

— То есть десять лет помалкивала после Оберона.

Аганн пошевелил белесыми бровями. Угрюмо пробормотал:

— Угум… Тогда иной разговор.

— Нет, — сказал Андрей, — разговор тот же. Только в ином тоне.

Уже в душевой, поливая себя антисептиками, он предчувствовал, что сегодняшний разговор зайдет далеко. Кончилась игра в безмолвного космического детектива, ну ее к лешему. Не он затеял эту беседу, но коль скоро начало положено, он доведет ее до конца. Чего бы это ни стоило. Никаких эмоций сентиментального свойства он сейчас не испытывал. Было такое ощущение, будто ему предстоял логический поединок с совершенно чужим человеком. Или нечеловеком. Даже привычному облику Мефа Аганна он больше не доверял.

— Не понимаю. — сказал Аганн, — ты экспертируешь танкер или нравственность его капитана?

— Одно другого не исключает. Танкер — будущая орбитальная база, ты — ее потенциальный комендант.

— Ты парень настойчивый, умный… но неопытный.

— Смотря в чем.

— В делах прощупывания нервных узлов человеческого несчастья. Наверное, потому, что в жизни твоей все было гладко.

«Человеческого…» — подумал Андрей. Ответил:

— Мне простительно, я еще молод, все у меня впереди. — Он кивнул на изображение «Лемура». — Ремонтник застал зеркальные кляксы?

— Ты их видел? — резко спросил Аганн.

Тон вопроса, лицо и глаза капитана Андрею в этот момент не понравились еще больше.

— Две из них финишировали на моей спине, — пояснил он, с тревогой вглядываясь в лицо обеспокоенного экзота. — Не будь я в жестком скафандре, мне сломало бы позвоночник.

— Позвоночник… — пробормотал Аганн. Тронул на ротопульте клавиш возврата: «Лемур» покачнулся и поплыл среди звезд, скользнул вдоль борта, как привидение, пропал за овалом входной двери. — Удивительно, как ты вообще уцелел.