У шатров нас уже ждал персевант, особо назначенный, чтобы следить за соответствием нашего оружия правильному турнирному образцу.

Потом, в присутствии герольда, с нас была взята клятва, что мы собрались сюда с единственной целью – совершенствоваться в высоком рыцарском искусстве, а отнюдь не ради кровопролития. После того как отзвучали слова клятвы, герольды подали нам сигнал разойтись по своим шатрам, чтобы вооружиться к бою.

Наблюдая за четкими действиями де Меркадье, я размышлял о странном совпадении, столкнувшем меня с Наваллоном Брайбернау, когда новый клич герольдов заставил прервать раздумья и, вскочив в седло, выехать на турнирное поле. Остановившись возле значка, украшенного моим леопардовым львом, я осмотрелся по сторонам.

Вооружение рыцарей и их доспехи, увешанные бусами, шарфами и рукавами прекрасных дам, имели вид слегка галантерейный, но, в общем-то, весьма внушительный. Дамы в своей ложе заволновались, засуетились и принялись оживленно обсуждать кандидатуру почетного рыцаря. Этому несчастному, предвкушающему уже радость хорошей схватки, через несколько минут предстояло увить свое копье белой лентой и весь турнир старательно блюсти интересы прекрасных дам – высших судей на этом турнире. Что и говорить, занятие почетное, но я затруднился бы ответить, кто из стоящих у значков рыцарей жаждал сегодня вытащить этот жребий.

Но вот выбор был сделан. Несчастный занял свое место близ разукрашенной ложи, закидывая за спину свой щит с пятью алыми розами в золотом столпе. Оружейные офицеры закончили осмотр правильности седлания коней, а герольды прочли правила турнира и объявили приз предстоящего состязания. Уже были посланы картели [41] зачинщикам и вновь загремели трубы, подавая знак к молчанию.

Как только все стихло, почетный рыцарь подал сигнал начинать турнир, и герольды возгласили: «Приступайте!»

По этому сигналу веревки, разделявшие обе партии, опустились, и рыцари устремились навстречу друг другу под звуки труб, игравших рыцарский призыв: «Каждому – исполнить свой долг!»

Ломались копья, рыцари и кони опрокидывались, победа переходила то на одну, то на другую сторону ристалища. Всадники снова и снова устремлялись в бой под пение труб и восторженные крики зрителей. Я сам уже несколько раз менял копье, и всякий раз Эдвар тщательно осматривал мой доспех и крепление седла, подтягивая ремни и поправляя стальные пластины.

Бой кипел вовсю. Воздух оглашался боевыми кличами и именами прекрасных дам.

– Эмрис! – самозабвенно завопил я, наезжая на рыцаря, в золотом щите которого красовался зеленый лев. – Эмрис!

Много позже, анализируя происшедшее, я так и не смог понять, что толкнуло меня выкрикнуть именно это имя. Но как бы то ни было – я сделал это.

Рыцарь странно шарахнулся от меня в сторону, забывая о защите. Мое копье громыхнуло об его шлем, и он вылетел из седла, как бильярдный шар, пущенный кием.

«Честь сынам храбрым!» – при каждом удачном ударе звучал голос персевантов, и я вместе со всеми в каком-то полубреду провозглашал: «В честь прекрасных дам!»

Воинственные песни менестрелей, восславляющие великих бойцов прошлого и героев нынешнего дня, разносились над трибунами, и те вторили им гулом одобрения, приветствуя всякую удачную строку.

Но вот наступило время полуфинала. Как я и предполагал, быть может несколько самонадеянно, но, как оказалось, верно, на одной стороне ристалища оказались я и мой славный соратник Росс фон Шамберг, на противоположном его конце красовались граф Карл Дитрих фон Брайбернау и рыцарь с червленым вепрем на серебряном гербовом поле – граф Михель фон Тагель.

– Позволь узнать, о чем ты сейчас думаешь? – возник в моем мозгу голос Лиса.

О чем я думал? Я вспоминал злополучную галеру с третью изнуренных жаждой и зноем гребцов, плывущую вслед за солнцем без какого-либо намека на компас и карту, и нас двоих, сходящих наконец на твердую землю, поддерживая друг друга, чтобы не рухнуть без сил, – этакий фантастический зверь с четырьмя ногами и двумя головами. Я гнал от себя эту мысль. Это был не Ги де Наваллон, а я не был де Сегреном в этом мире. Я гнал от себя эту мысль, но она вновь и вновь возвращалась назад, неотвязная, как зубная боль, расцвечивая яркими красками галеру, бездонное сияние неба, самовлюбленно смотрящееся в бездонное синее море.

– Ты не спишь, Капитан?

Я не спал. Карл Дитрих фон Брайбернау загадочно улыбался мне улыбкой де Наваллона. Он был как предмостное укрепление, закрывающее ворота замка. При всем своем желании пройти мимо него я не имел никакой возможности.

Он, видимо, был единственным, кто знал в лицо Талбота и мог запросто разоблачить Лиса, он был той ключевой фигурой, которая приводила в движение отлаженные шестерни тайной канцелярии. Он был прикрытыми флангами Лейтонбурга, его передовым охранением и засадным полком. Сам того не зная, он мешал нашему делу куда больше, чем эскорт из полусотни рыцарей, постоянно сопровождавший короля Ричарда.