– Ты же знаешь Дэви, – виновато продолжила Френсис. – Он постоянно теряется. А теперь весь город выглядит совсем по-другому… Я думаю, он просто заблудился, вот и все.

Что-то промелькнуло в глазах Кэрис, но Френсис не успела понять, был ли это проблеск надежды, или же отголосок боли, чувства вины, или нечто совсем другое. Длилось это недолго – затем гнев ее вспыхнул с новой силой.

– Моли Бога, чтобы так оно и было, – сказала Кэрис. – И лучше не появляйся здесь без него, или я… – Кэрис замотала головой, плечи ее поникли. – Приведи его, слышишь?.. – забормотала она, покачиваясь. Затем уронила лицо в ладони и зарыдала.

Френсис, совершенно потрясенная, беспомощно уставилась на нее.

– Мне так жаль, Кэрис, – наконец заговорила она и, протянув руку, подалась к Кэрис, но та тут же подняла голову – взгляд ее не предвещал ничего, кроме угрозы.

– Убирайся с глаз моих долой! Иди и найди его! – свирепо процедила Кэрис.

Френсис отшатнулась и бросилась вон.

Когда она выскочила со двора, на крыльце соседнего дома номер тридцать четыре появилась Нора Хьюз, мать Кэрис и Вин. Неуклюжей походкой, тяжело переваливаясь (у нее был артрит), она двинулась навстречу Френсис.

– Как ты, Френсис? – спросила Нора, изобразив на лице присущую только ей невыразительную улыбку. – Ну и дела творятся, правда? Несколько домов в Долмитсе полностью разрушены. Слава богу, дом Оуэна невредим.

Френсис вздрогнула, что всегда бывало с ней при упоминании Оуэна, и молча кивнула. Приостановившись, она поняла, что не сможет сейчас разговаривать с бабушкой Дэви, и двинулась дальше.

– У тебя все в порядке? Как твои родные? – послышалось ей вслед.

– Да, все хорошо. Спасибо. Мне… мне кажется, Кэрис вас ждет, – забормотала Френсис, презирая себя за трусость.

Лицо миссис Хьюз вытянулось, и в это время в дверях появился мистер Хьюз, как обычно – грозный и непроницаемый. Френсис старалась не встречаться с ним взглядом. И теперь она ощутила нестерпимый стыд – ее вина была так велика, что о прощении не могло быть и речи. Ноги едва держали ее. Обескураженная, она вдруг осознала, что знакома с этим чувством, она испытывала его и раньше. Тротуар поплыл перед глазами, и вместо серой плитки и щебня она увидела детские ножки в пыльных ботиночках, удаляющуюся узкую спину и длинный хвостик белокурых волос, сияющих на солнце. «Вин», – прошептала Френсис, но только она моргнула, как серый тротуар обрел твердые очертания, а мать Вин все еще стояла и с тревогой смотрела на нее. Нора Хьюз по-прежнему была уверена, что ее дочь жива, но она была одинока в своем убеждении. И хотя не было ни тела, ни могилы, все, включая Френсис, знали, что Вин мертва. Был даже пойман человек, которого судили за ее убийство, а потом повесили.

Френсис поспешила назад в Спрингфилд, на случай если Дэви вновь там появится. Она просто не знала, куда еще пойти или что еще сделать. В городе повсюду царил хаос, и у нее в голове тоже. Ступни словно налились свинцом. На Холлоуэй земля качнулась у Френсис под ногами, она зашаталась и остановилась.

– Что с вами, дорогуша? – послышался незнакомый голос, и чья-то рука сжала ее руку. – Вы сегодня что-нибудь ели, а? Думаю, это легко исправить. Где ваш дом? Давайте-ка сядьте вот здесь.

Френсис вдруг показалось, что все это происходит где-то очень далеко. Перед глазами все закружилось. Она зажмурилась, и перед ней возникло бледное личико Дэви, точно такое, каким она видела его в последний раз. До ее слуха донеслось его бормотание: «Я с тобой». Ей нужно было взять его с собой, но она оставила его, и теперь единственной надеждой было, что он заблудился и сейчас находится где-то с незнакомыми людьми или же бродит совершенно один. В прошлом году на его день рождения она устроила для него первую в его жизни настоящую праздничную вечеринку – с бисквитным тортом «Виктория», а в качестве подарка была игрушка «Йо-Йо» и коробочка шербета. Дэви был потрясен, хотя так до конца и не понял, для чего это все, несмотря на все ее объяснения. Недель через шесть ему должно исполниться семь лет. В этот раз она хотела подарить ему рогатку, чтобы он смог защитить себя от нападений своих сверстников. Мысль о том, что за всю его короткую жизнь он всего лишь один раз по-настоящему праздновал свой день рождения, вызвала в ней почти физическую боль, которая разлилась по всему телу.

Сьюзен Эллиот так хлопнула ладонью по столу, что стол зашатался на своих хлипких ножках, а стоявшая на нем чашка чая подпрыгнула. Френсис подняла на Сьюзен взгляд, полный ужаса.

– У нас есть аспирин? – спросила она. – У меня голова раскалывается.

– Что значит «ты не идешь»? Ты пойдешь! Скоро стемнеет, и они вернутся! Ты сейчас же отправишься наверх, соберешь все необходимые вещи – и мы уходим!

Сьюзен возбужденно и шумно дышала носом, ожидая ответа дочери. Френсис тяжело вздохнула и встала на ноги. Она была выше и крупнее своей матери. Они были совсем разные. Волосы и ногти у Сьюзен всегда были чистыми и опрятными, и она никогда не показывалась на людях, не подкрасив губы.