Всё это время Синеус не проронил ни слова, он только всё крепче сжимал свой меч. Оранжевые языки костра испуганно прижались к земле. Огромные крылья закрыли звёзды, со всех сторон надвинулась тьма, только резкие порывы ветра взлохмачивали землю кургана.
Возник крылатый силуэт, ещё более чёрный, чем затопившая ложбину ночь. Костёр напоследок вспыхнул и погас. Хильда негромко произнесла:
— Это над нами пролетел Хубин, великий ворон Одина. Отцу богов стало интересно, что здесь происходит.
Лицо Хильды приняло мрачное и дикое выражение. Она будто никого не замечала, взмахнула рукой, и огонь снова взвился к небу. Она пристально смотрела на огонь. Потом, пробужденная неведомыми силами, закружила у костра и запела тихим, глухим голосом:
— Месяц на небе, мертвец в земле. Месяц всё видит, мертвец всё знает.
— Торлейф, Ярловый Скальд! Заклинаю тебя кровью, твоей и чужой — приди!
Отзвучали последние слова, и внезапно налетел ветер — холодный, резкий.
Хильда брызнула на курган водой и кинула в огонь кусочки коры с начертанными на них рунами. Из могильника стало вырываться яркое сияние, из середины которого постепенно стал появляться призрак огромного размера. Как Синеус, внимательно наблюдавший за происходящим, ни напрягал зрение, он не мог решить, видит ли он настоящее привидение или просто клубы сгустившегося тумана.
Вскоре Хильда снова начала петь:
Костер громко затрещал, и к ногам пророчицы полетели кусочки коры, на которых руны уже как будто были выжжены красным.
Хильда подняла их, рассмотрела и издала такой ужасный крик, что у Синеуса от ужаса усы встали дыбом. Затем она вновь запела:
Хильда страшно скорчилась, пение её перешло в хрип изо рта показалась пена, но она продолжала:
Пророчица опять замолчала, и Синеус решился приблизиться к ней, видя, что она всё ещё не обращает на него внимания. Он ждал, Хильда махнула рукой. Чёрная тень подступила ближе, к Синеусу, на миг наклонилась, снова выпрямилась…
— Почему вы не даёте мне покоя?
Голос, прозвучавший из тени, был обычным, немного усталым. Чёрная тень дрогнула, надвинулась, но круг, защищённый рунами, не пустил её к костру:
— Боитесь… — в голосе прозвучала горечь. — Боитесь меня, великого Скальда и воина.
— Я не боюсь козней врагов, но раз уж даже Буря-Яга отказалась отвечать мне на вопросы, то здесь что-то не так. Так что будь посредницей между мною и этой тенью, я буду задавать, а ты мне отвечать.
Послышался смех — горький, невеселый:
— Задавай.
— Будет ли урожай на овёс, на рожь?