Кульминацией событий первого сезона, по мнению большинства зрителей, становится гибель отца Брана Нэда Старка — воплощения чести, благородства и, к сожалению, некоторой недальновидности и неопытности в дворцовых интригах. Ему отрубают голову так же, как он в первой серии отрубил голову дезертиру Ночного дозора, причём свидетелями его казни станут две дочери — Санса и Арья. И снова перед нами тема насильственной смерти, на которую смотрят в том числе дети. Одно из возможных посланий зрителям состоит в следующем: смертны все, «Валар моргулис», и у так называемого «положительного» героя в мире «Игры престолов» шансов умереть не меньше, а возможно, и больше, чем у «отрицательного».
И в таком случае перед нами встают два вопроса. Первый: есть ли в сериале «Игра престолов» что-то, ради чего его стоит смотреть, что-то кроме насилия, секса (часто насильственного) и смерти? Или все фанаты «Игры престолов» просто тешат свой садистский радикализм, получая удовольствие, созерцая ужасы на экране? И второй: как можно говорить о травме в мире, где насилие и смерть — обыденность? Можно ли о ней говорить в принципе? И если да, то что это такое и как её можно преодолеть?
Ответом на первый вопрос, как я надеюсь, станет вся статья, вторым же мы займёмся прямо сейчас.
Прежде чем говорить о травме в мире «Игры престолов», хорошо бы определиться с терминами. О травме заговорили с самого начала истории психотерапии, ещё в конце XIX — начале XX века, Жан-Мартен Шарко, Пьер Жане и Зигмунд Фрейд, но массовое развитие эта тема получила в США в 1980-х годах, когда всё больше внимания общества профессионалов в области душевного здоровья стали привлекать психические трудности возвращавшихся из Вьетнама комбатантов и диагноз ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство) был впервые включён в «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам» (DSM). С тех пор понимание и определение травмы много раз менялись, она определялась как от субъекта (если что-то, пусть даже не купленное родителями мороженое, непереносимо для моей психики, значит, это и есть травма), так и от объекта (травма — это совершенно определённый набор жёстких событий), этим термином называют как само событие, так и реакцию на него психики. Часто различают травму развития (событие или ряд событий, случившихся довольно рано в жизни ребёнка и повлиявших на его формирование, с этой темой работают все психотерапевтические направления, каждое по-своему) и шоковую травму (нечто, происходящее с уже сложившимся человеком и разделяющее его жизнь на «до» и «после», необратимо её меняющее). Шоковую травму хочется забыть, вернуть жизнь к той, что была до произошедшего, но это невозможно, приходится интегрировать новый опыт, новую мудрость, строить в этом контексте новую жизнь — и в процессе происходит то, что травматерапевты называют посттравматическим ростом (ПТР) в оппозиции посттравматическому стрессовому расстройству (ПТСР). Эти два вида травмы можно было бы назвать «травма по Фрейду» и «травма по Франклу».
Приведём два современных определения травмы:
• «психологически фрустрирующее событие, выходящее за рамки обычного человеческого опыта… сопровождающееся интенсивным страхом, ужасом, чувством беспомощности… угроза жизни или физической целостности…» (Green, APA, 1987);
• «стрессовое событие или ситуация (кратковременная или продолжительная) исключительно угрожающего или катастрофического характера, которые могут вызвать общий дистресс почти у любого человека (например, природные или искусственные катастрофы, сражения, серьёзные несчастные случаи, наблюдение за насильственной смертью других, роль жертвы пыток, терроризма, изнасилования или другого преступления)» (МКБ-10, 1989, рекомендована к применению в РФ в 1993).
Итак, мы видим, что, согласно первому определению, травма — это жёсткое событие, выходящее за рамки обычного человеческого опыта. Второе определение эту формулировку расширяет, добавляя к нему виды возможных событий — серьёзные несчастные случаи, наблюдение за насильственной смертью других и тому подобное. То есть всё то, что переживают герои «Игры престолов» постоянно, то, на что приучают смотреть детей. Через подобное «воспитание взгляда реальностью» проходят все дети Старков, но одни из них в этом преуспевают (Бран, Арья), другие же держатся прекрасных иллюзий сколько могут (Санса). Интересно отметить, что в критической ситуации, когда из-за действий сестёр будущий король Джоффри получает чувствительный удар по самолюбию, именно Арье удаётся хитростью спасти свою любимицу — лютоволчицу Нимерию, она начинает кидать в неё камни и прогоняет в лес, тогда как Леди, волчица Сансы, из-за недальновидности и нерасторопности своей хозяйки погибает. То есть от реалистичности взгляда на мир зависит жизнь не только самих героев, но и тех, кого они любят. Санса «учится медленно, но учится», как скажет она в седьмом сезоне Мизинцу перед тем, как его казнит Арья. Бран, Арья, даже Санса — северные дети, «Север помнит» и ждёт Зимы, на этом фоне милые и нежные дети Ланнистеров Мирцелла и Томмен (о садисте Джоффри разговор отдельный) выглядят гораздо инфантильнее, несмотря на всю хитрость и жизнестойкость их матери, королевы Серсеи. На момент окончания седьмого сезона ни одного из них уже нет в живых.
Так можем ли мы говорить о травме в мире «Игры престолов»? Что здесь в принципе может выходить за рамки обычного человеческого опыта?
Квинтэссенцию дискурса «Игры престолов» в отношении травмы, на мой взгляд, можно увидеть в начале шестой серии седьмого сезона, когда так называемый отряд самоубийц, возглавляемый одним из главных героев сериала — Джоном Сноу, выходит за Стену в поисках живых мертвецов, чтобы захватить одного из них и предъявить в Королевской гавани сомневающимся в их существовании. Отметим отдельно, что перед опасностью для всех живых сплачиваются люди, в обычной жизни не питающие друг к другу добрых чувств — это происходит на уровне отряда, и такое отношение предстоит распространить на весь Вестерос, иначе не выжить. Обретение единства не происходит просто: в конце предыдущей, пятой серии сезона Король Севера Джон Сноу отвечает на вопрос о том, с какой стати такие разные люди, в прошлом сделавшие друг другу немало плохого, оказались на одной стороне, следующим образом: «Наши сердца бьются». То есть мы живы — и именно потому нам надо быть на одной стороне, если мы не хотим отдать наш мир мёртвым. Итак, «отряд самоубийц» выходит за Стену, но некоторые из его членов продолжают выяснять между собой отношения. Бастард покойного короля Семи королевств Джендри предъявляет жрецам огненного бога Рглора претензии за то, что они продали его «ведьме» — жрице Мелисандре, которая могла его убить. На свой взволнованный монолог он получает спокойный ответ: «Но ведь не убила же! Так чего же ты ноешь?» — «Я не ною!» — «Твои губы двигаются, и ты на что-то жалуешься. Это нытьё. Этого, — показывают на одного из жрецов, — шесть раз убивали, но он помалкивает».
Мы живём в достаточно благополучном обществе, человеческая жизнь в котором — высшая ценность (со всеми оговорками и отступлениями, но всё же это декларируется), но не любое общество устроено так. Я много работала с женщинами с Кавказа, одна из которых как-то мне сказала: «Вам сложно бывает нас понять, потому что вы живёте в мире, где самое дорогое — это жизнь, а для нас самое дорогое — это честь». Такая постановка вопроса может нас насторожить — и резонно. Мы вспомним об убийствах и самоубийствах чести, кровной мести и прочих экзотических для западного обывателя феноменах, однако такие общества есть на земле и у них есть своя логика, которую, как и всё прочее, что на первый взгляд кажется экзотикой, имеет смысл постараться понять и только потом, если это действительно нужно, выносить суждение. И, возможно, у таких обществ нам есть чему научиться.
И, если подумать, мир «Игры престолов» не так уж сильно отличается от нашего мира. Ещё недавно планета была разделена на более благополучные и менее благополучные зоны — что-то вроде обошедшей интернет карты, на которой обозначалась возможная реакция на теракты, от «Какой ужас!» до «Что поделаешь, такова жизнь». И если кто-нибудь кого-нибудь взрывал, похищал и насиловал где-то там в Ираке, Афганистане или Сирии, это могло не затронуть жителей зон благополучных, оставаясь лишь картинкой в интернете или на экране телевизора. Вспомним присказку: «А в Африке дети голодают!» — этими словами обычно хотели сказать: невозможно беспокоиться о том, что происходит далеко от тебя, не всем дано быть матерью Терезой, своя рубашка ближе к телу. Однако в наши дни и в самом тихом и благополучном месте подросток может прийти в школу и расстрелять одноклассников и учителей, грузовик — врезаться в толпу. И в нашем благополучном мире есть тяжёлые и смертельные болезни, есть насилие, в том числе над детьми, есть старость (если повезёт). Смерть, наконец, — «Валар моргулис». Ещё после Второй мировой войны, подсчитав потери и раскрыв правду о лагерях смерти, многие задались вопросом, как жить в таком мире, где всё это возможно, где глаза на происходящее больше не закроешь.
Возможно, ответить на этот вопрос нам поможет Виктор Франкл (1905–1997) — австрийский психиатр и невролог, создатель Третьей венской школы психотерапии под названием «логотерапия» (терапия, сконцентрированная на смысле). Франкл практиковал в Вене, когда к власти пришли нацисты, и в 1942 году он и его жена Тилли как евреи были депортированы в концлагерь. Франклу повезло выжить, Тилли же погибла — как и все остальные его родственники. По возвращении из концлагеря Франкл принял решение остаться в Вене, несмотря на то, что многие еврейские психотерапевты эмигрировали в другие страны, история которых не была связана с нацизмом. В последующие годы он работал с пациентами — 25 лет был главой неврологического департамента венской поликлинической больницы, много писал, преподавал и путешествовал, был и в России.
Существуют разные мнения о том, что движет человеком, что является его главной мотивацией. Для Зигмунда Фрейда это стремление к удовольствию, для Альфреда Адлера — стремление к власти, для Виктора Франкла — стремление к смыслу. Он любил повторять приписываемую Ницше цитату: «Кто знает „зачем“, выдержит любое „как“». «Зачем», то есть смысл, можно найти тремя путями: через ценности творчества — активного внесения чего-то важного в мир, ценности переживания — получения чего-то от мира, и ценности установок — отношения к чему-то, что невозможно изменить, например, к тяжёлой болезни или утрате. Франкл считал, что в любой жизни присутствует трагическая триада — вина, страдание и смерть, но со всем этим можно иметь дело, сохраняя трагический оптимизм — принимая то, что невозможно изменить, и изменяя, в полной свободе и ясности взгляда, то, что изменить возможно, пусть это будет хотя бы наше отношение к происходящему. В своей биографии Франкла современный австрийский психотерапевт Альфрид Лэнгле, некоторое время бывший его ассистентом, приводит следующую любопытную цитату из его неопубликованных воспоминаний, затрагивающую тему восприятия смерти: «Наверное, жаль, что жизнь начинается не co смерти, иначе самое ужасное не маячило бы впереди. С другой же стороны, смерть вовсе не есть самое ужасное, ведь это, в конечном счёте, та стадия, после которой больше ничего не может быть неправильным…»
В мире «Игры престолов» есть смерть и страдание, как и в нашем мире. Закрыть на это глаза невозможно: с этого начинается самая первая серия первого сезона, на это учат смотреть детей. Смертны все, но всё же несколько лучше получается защитить себя и близких у тех, кто принимает эту данность и строит свою жизнь, уважая её. И снова параллели с нашей реальностью: если вести автомобиль в подпитии, шанс оставить детей сиротами возрастает, если играть со смертью, больше вероятности проиграть. Более того, всё вытесненное, скрытое привлекает наше внимание, мы зависим от него. Принятие делает нас свободными, освобождает для чего-то важного. Дерзну даже сказать, что, приняв существование смерти и страдания, можно заняться более интересными темами. В этом контексте первая серия и, чуть менее насыщенно, весь первый сезон — вводная часть и одновременно вступительный экзамен для зрителя.
Так что же это за более интересные темы, которыми нам предстоит заниматься все предстоящие сезоны? Франкл считает, что человеком движет смысл — то есть стремление к реализации тех или иных ценностей. Ценности сохраняются даже перед лицом насилия или смерти, они существуют в пространстве человеческой свободы, которую никто и ничто не в силах отобрать. За тем, как люди выбирают те или иные ценности, борются за них, побеждают или проигрывают, теряют их — и что-то делают со своей утратой — интересно следить, этому можно сопереживать. И тогда травма в «Игре престолов» — это невозможность, по тем или иным причинам, реализации избранных ценностей. И преодолеть травму — это найти, зачем жить дальше, несмотря ни на что, пережив крушение всего, что доселе было дорого, обрести новые смыслы. Одна из ранних версий знаменитой книги Франкла, которую он написал после освобождения из концлагеря всего за девять дней и которая в дальнейшем выдержала множество изданий и была переведена на множество языков, называлась «Сказать жизни „Да!“, несмотря на обстоятельства».
В мире «Игры престолов» можно вспомнить как минимум двух героев, у которых не получается найти своё «зачем». Первый — Теон Грейджой, у которого изначально не всё просто с идентичностью: с десяти до двадцати лет он воспитывается в семье Нэда Старка, и, хоть с ним и обращаются хорошо, он заложник, а не сын, когда же он попадает к отцу, тот не слишком рад ему и обвиняет в том, что сын забыл свои корни. Через какое-то время Теон попадает в рабство к психопату и садисту Рамси Болтону, подвергается пыткам и издевательствам, теряет своё имя и становится Вонючкой. Он настолько теряет себя, что, когда его сестра Яра приходит с отрядом спасти его, он отказывается идти за ней, повторяя, что он на Теон, а Вонючка. Дорога к себе начинается через искупление, когда Теон помогает бежать из Винтерфелла Сансе Старк, но и после побега и возвращения к своим он ещё долго бродит всеми презираемой тенью, пока в конце седьмого сезона снова не обретёт своё «зачем» — на сей раз освобождение сестры, на которое он пытается поднять всех, кого только может — через преодоление страха смерти. Харраг, капитан одного из уцелевших в битве с Эуроном Грейджоем кораблей, которые Теон хочет снарядить в поход за Ярой, плюёт ему в лицо и избивает вновь и вновь, грозя убить, но Теон вновь и вновь встаёт. Интересно, что в драке Харраг несколько раз с размаху бьёт Теона в пах, забыв или не зная, что Рамси кастрировал Теона, то есть его уязвимость становится его силой. В конце концов Теон избивает Харрага до потери сознания, и моряки соглашаются идти с ним за Ярой.
И ещё один человек, потерявший смысл своего существования, но, в отличие от Теона, не сумевший его обрести вновь, — это Томмен, нежная душа, взрослеющий сын властной матери — королевы Серсеи. После гибели любимой жены у него не осталось, зачем жить — и он, не сомневаясь, вышел из окна.
Ценности в мире «Игры престолов» могут быть индивидуальными и семейными.
Семейные ценности очень чётко, хоть и не во всех случаях полностью, отражены в девизах великих домов. Наиболее известен девиз дома Старков, ставший лейтмотивом всего сериала и разошедшийся по интернет-мемам: «Зима близко», т. е. «не расслабляйся, будь настороже, учись и будь сильным». Будущее непросто, но ему можно противостоять. Вспомним хранительницу сказаний рода, старую Нэн, служившую нянькой при нескольких поколениях Старков — Нэд Старк утверждал, что её звали старой, когда он был ещё мальчишкой. Вот как Нэн рассказывала маленькому Брану о Зиме: «Моё милое, летнее дитя. Что ты знаешь о страхе?.. Страх приходит зимой, когда дома по крышу завалены снегом. Страх приходит долгими ночами, когда солнце прячет свой лик на годы, а дети рождаются, живут и умирают во тьме. Вот когда приходит страх, мой маленький лорд. Приходит с белыми ходоками, что бродят по лесам. Тысячу лет назад пришла ночь и длилась целое поколение. Короли умирали от холода в замках, а пастухи — в своих хижинах, женщины душили детей, чтобы не видеть, как они голодают. Они плакали, и слёзы замерзали на их щеках. Такую сказку ты хочешь услышать?» Северные сказки мрачны, но готовят к жизни в трудные времена, в них содержится важная информация о том, что происходит по ту сторону Стены.