- Ты спал с ней!
Ему было нечего возразить, но он упорно продолжал отказываться от развода со мной. Через три дня, если Ванька не явится на процесс, нам дадут еще время на размышление. А я этого не хотела. Но вдруг отчетливо поняла, что дата развода уже не имеет никакого значения. Я все равно больше не вернусь к Смоленцеву. И не потому, что меня предали или я обижена. Пора посмотреть правде в глаза. Я просто не люблю Ваньку и обрекать нас обоих на дальнейшие мучения, просто нет смысла.
Только Ванька этого не понимал. Он и правда зациклился на мне и своей идее фикс. И проходу мне не давал. Я был уверена, что как только встанет на ноги, он будет меня донимать с маниакальной регулярностью. Поэтому мое решение было осознанным и самым правильным в тот момент.
- Я беременна, Вань. Отпусти меня.
Ванька ошарашенно рассмеялся:
- Ты что?
- Беременна.
- Этого не может быть.
- Это правда.
- И отец не я?
- Верно.
В наступившей тишине было слышно, как тикают часы на стене.
Смоленцев не шевелился. Он, прищурившись, изучал меня. Смотрел и как будто не узнавал. А потом его взгляд прояснился и стал таким холодным, что казалось, будто температура в палате упала на несколько градусов.
Я испугалась до ужаса. Потому что не ожидала, что он заорет так, словно его режут без наркоза:
- Шлююхааа!!!!! Янаа!!!!! Ты подлая шлюююхааа!!!!!
Если бы не папа, который тут же вбежал к нам и подхватил меня под руки, я бы упала. От страха. От неожиданности.
- Какая же ты дрянь, Яна, – уже шептал, словно в бреду, Смоленцев. – Я ради тебя готов был горы свернуть, а ты трахалась с кем-то за моей спиной! Маленькая подлая шлюшка!
Усадив меня на стул, папа вернулся и вцепившись в футболку Ваньки, приподнял его на кровати и зашипел:
- Еще слово, щенок, и я не посмотрю, что ты не ходишь! Я тебе ноги и руки сломаю! Через три дня ты поднимешь свой тощий зад и явишься на слушание. И больше ни слова о моей дочери! Иначе сломанными руками и ногами ты не отделаешься!
Я никогда не видела таким разъяренным своего отца. Но все равно была благодарна ему. Если бы не он, меня и защитить некому было.