- А ты похож на того, кто сожрал Ива.

- Гы-гы-гы. Ай, молодца! - Старый бросал руки в воздух, как бы изображая сражающегося в Яме Цоя, но действо вызывало лишь улыбку, поскольку мясистое тело лавочника, которое каким-то чудом держалось на коротких кривых ногах, походило на неваляшку. - Сколько добра для нас заграбастал, а! - не скрывая радости, продолжал он. - Шесть Домов и столько всего навезли! Столько на брутов поставили! А сколько оставили... У-у-у! Ну, Цой! Ай, молодец! Закрома под завязку забили! Аж трещит! Точно тебе говорю! План Петра того и гляди сработает... Ну, если к зиме маяки расставить успеем.

Цой подошел ближе к прочной решетине, и после крепкого рукопожатия, выложил на пошарпанную деревянную столешницу прилавка свертки: карты и места, отмеченные им в вылазках.

- К югу от Обелиска, - начал искатель, постукивая пальцем в развернутый толстый пергамент, - километрах в семидесяти - живая вода для грина. Твои, чего, растут?

- Как на бобах, Цой! Как на бобах! - ответил старьевщик, радостно оскалив желтые зубища, меж которых встряли остатки листьев грина.

- На дрожжах, Старый, - поправил Цой.

- Да йухи с ними! - весело отмахнулся мясистой рукой. - Я ни того, ни другого в глаза не видел. Ты токо погляди, - восхищенно, как на самое сокровенное, указал на пол из толстого пожелтевшего стекла, под которым в мутной воде росли крупные продолговатые зеленые листья грина - растение, по словам написателей, появившееся после Крушения. Грин крайне полезен для организма, его высушивали и сдавливали, превращая в паек; едой и одним из ценнейших предметов обмена. - Видишь? Я в резервуар лампы прикрутил. В остатках книжонки «Необыкновенное садоводство» вычитал, ага, - все еще зеленые, но давно потускневшие глаза старьевщика заблестели и с непередаваемой любовью глядели на плавающие в воде водоросли. - И чесслово, Цой, расти быстрее стали!

Искатель оторвал взгляд от подсвеченной теплым светом воды и вернулся к картам, которые начеркал угольками и указал на зарисовку, немного напоминающую собаку. Рисовал Цой не лучше десятилетнего ребенка, но все сведения его, как карты, так и заметки в Монструме множество раз спасали каторжанам жизни. Правда, никто из них не знал и никогда не узнает цену, которую порой приходилось уплачивать за эти знания.

Старый вытер руки о плотный замызганный фартук с многочисленными карманами и увешанный разными инструментами. Опустив на глаз многоскоп, вытянул из него металлическую указку, на которую крепились пожелтевшие у краев линзы самой разной кратности. Выбрал лупу и, вдумчиво поглядев на карту, спросил:

- Эт калебы штоле?

- Они.

- Стая целая?

- Гм.

- Значица, собирателей днем отправлю, а то ночью пожрут.

- А это... бездомные? Подле воды-то.

Цой кивнул.

- Ат гандалы, - недовольно проговорил Старый. Бездомными называли дикарей, живших вне стен домов. Агрессивные, обитали в землях Каторги небольшими группками, жили набегами на собирателей, тягачи и друг на дружку.

- Только лагерь стоит. Калебы в ночь напали и пожрали дикарей. Теперь будет, чем потомство кормить. Плодятся твари не хуже тролликов.

Выслушав искателя, старьевщик достал из-под прилавка железный короб; ржавый, чуть измятый и со скрипом открыл крышку. Прошуршал там тучными пальчиками и выложил десять пайков с ладонь размером, уплотненных пакетиками.

- Куда дальше-то, Цой?