Кровь залила Соло глаза, но не остановила. Хэн вскарабкался по охотнику, словно тот был лианой, понимая, что самое сильное место всех его соотечественников — голова, опять пустил ее в ход. На этот раз — расквасил сопернику нос. Охотник вновь заорал.
И, видимо от обиды, поменялся с Хэном местами, уселся верхом, попутно заехав кореллианину по почкам. Соло перехватил его руку и бил его по пермакритовому покрытию крыши, пока охотник не выпустил оружие. Не заботясь, что может еще больше рассадить кожу на лбу, Хэн опять боднул противника в лицо. Пилот так раздухарился, что не прекратил своего занятия, пока сам не получил по физиономии.
Кореллианин стукнулся затылком о пермакрит, сделал попытку ловко перекатиться и врезался в надстройку, внутри которой располагалась шахта турболифта. Из распухшего носа и разбитых губ противника ручьем текла кровь, превращая лицо в маску из кошмарных снов. Охотник за головами шагнул вперед, и в его глазах Хэн прочитал смертный приговор. Кореллианин ждал до последней секунды, а затем рванулся в сторону, а очутившись за спиной противника, изо всех сил толкнул его.
Громкий короткий хруст, раздавшийся, когда голова охотника повстречалась с каменной стенкой, казалось, разнесся эхом в морозной ночи. Охотник дернулся разок, обмяк, соскользнул по стене и без движения уселся на пермакрит. Закусив губу, Хэн пошатываясь, побрел к поверженному врагу. Два пальца, прижатые к шее охотника, убедили кореллианина, что тот не живее Гарриса Шрайка, который лежал в нескольких метрах в стороне, пустыми невидящими глазами уставившись на две небольшие луны.
Хэн поддался искушению и в свою очередь сполз на пермакрит; голова кружилась, от усталости дрожали ноги, к глотке подкатывала тошнота. Через некоторое время его принялась бить крупная дрожь. Трясло Хэна с минуту.
Соберись… ты должен что-то придумать. Так, думай.
Цепляясь за стену, кореллианин встал и снова осмотрел мертвого охотника. Они с ним были примерно одного роста, примерно одного возраста и сложения, одинаково темноволосые. Ну, может, волосы охотника были чуть темнее, но кто заметит?.. Дыхание висело над головой искристым плотным облачком, пока Хэн сдергивал с мертвеца сапоги и раздевал труп.
Минут через пять кореллианин нетвердо стоял на ногах, одетый в позаимствованную у мертвого одежду. Теперь предстояло самое трудное — напялить на охотника серый изношенный комбинезон, потертую кожанку, ботинки. Бластер охотника Хэн сунул к себе в кобуру, достал горсть мелких кредиток, все свои фальшивые ИД-карты, распихал все это добро по карманам своей прежней одежды. И заботливо застегнул на трупе куртку.
Потом он отправился на поиски оброненного Шрайком бластера и в конце концов нашел его, после чего вернулся к охотнику. Морщась, установил оружие на максимум, прицелился и, отвернувшись, выстрелил мертвецу в лицо. Не сразу, но он все-таки заставил себя взглянуть на охотника, у которого больше не было лица и уже точно — глаз.
А следовательно, и их сетчатки.
Хэн успел отойти на несколько шагов, прежде чем основательно, мучительно и без особого на то желания опустошил желудок. При воспоминании о стоимости обеда стало только хуже. Собравшись с духом, Соло подхватил мертвеца под мышки и поволок по заиндевевшему, скользкому пермакриту точно так же, как недавно Шрайк тащил его самого. Он пятился — медленно и осторожно, — пока вновь не очутился у воздуховода.
Заглянул через низенькие перильца, тут же отвернулся, сражаясь с головокружением. Земля лежала далеко-далеко внизу. Хэн подкатил тело к краю и хорошим толчком отправил мертвого охранника в полет. Он не осмелился проводить труп взглядом. Неверными шагами, спотыкаясь на каждом шагу, кореллианин вернулся к Шрайку и вложил ему в руку бластер. А потом вызвал турболифт.
Дверь открылась, Хэн ввалился в освещенную кабину.
Лифт шел вниз, пилот стоял, упираясь обеими руками в стену, рискуя в противном случае упасть. Последние силы уходили на борьбу с обмороком.
Вечер затянулся…
Эпилог
Возрождение
Хэн Соло особняком стоял в толпе перевозбужденных кадетов на обширной площадке над крышами. Тугой воротничок новенькой униформы натирал шею, но кореллианин воздерживался от желания сунуть под него пальцы и подергать. Тогда воротничок помялся бы, а Хэн желал выглядеть как можно лучше.
Вокруг обнимался и целовался народ, кадеты прощались с семьями. Лишь немногие, подобно Хэну, держались в стороне. В нескольких шагах от Соло топтался темнокожий парень, которого никто не провожал. А на другом краю площадки скучала девушка с короткими, на военный лад подстриженными волосами. Но у большинства имелись отцы, матери, братья и сестры, дяди и тети, дедушки, бабушки, кузины и кузены, и все они явились поддержать счастливчиков в час их триумфа. Еще ни разу в жизни Хэн не чувствовал себя таким одиноким. Он был старше других кадетов, и это тоже не способствовало слиянию с толпой.
Эй, да что с тобой такое?.. Ты здесь. Ты победил.