— Не устал? — спросил один из оперов, вошедших в кабинет спустя несколько секунд, как я закончил возню с одеждой. — Этот не буянил?
— Да нет, тихо вёл. Только бубнит себе под нос что-то да лыбится.
— Ну, это он ненадолго, да, Макар?
— А ваш ствол за пазуху спрятал, большой и в коробке, — тут же прошепелявил цыган. — С пола поднял и спрятал.
«Вот жешь сука!», — подумал я, вновь испытав приступ паники
Опера тут же заржали.
— Ага, и базуку в карман заныкал! У нас же здесь по углам чего только нет. Что только не валяется. Слушай, Макар, а ты ничего такого не подобрал, а? Ещё так грамм тридцать герыча? — вкрадчиво спросил один из моих коллег. — Или пистолетик?
Даже под слоем грязи и разводов крови, я увидел, как сильно побледнел цыган, потом забегал у него кадык — вверх-вниз, вверх-вниз.
— Медведь, ты чего, какие тридцать грамм? — просипел жулик враз осипшим голосом. — Падлой буду — не моё. За своё отвечу, а лишнего не возьму.
— А вот об этом мы сейчас и поговорим, Макар, — ласково произнёс опер, но от его тона цыгана заколотило нервной дрожью.
Дальше дослушивать и досматривать сцену «признание цыгана в грехах перед ликом апостолов Уголовного Кодекса» я не стал, быстренько попрощался и торопливо вышел из кабинета. Так как время моего дежурства вышло, что я даже лишних полчаса отсидел (помощник дежурного ещё ухмыльнулся, мол, начинай забывать о графике, подобное теперь я стану читать лишь как сказку в законе о службе), то я сразу же направился домой.
Пистолет в квартиру не понёс, вместо этого прикопал в снегу рядом с заброшенной стройкой, рядом ещё и окропил снежок, э-э, жёлтеньким, чтобы отбить брезгливых любопытствующих, если кто смог рассмотреть мои раскопки-захоронения.
Дома отбившись от попыток матери накормить горячим ужином, я переоделся и помчался обратно к стройке. Убедившись, что никого рядом нет, я выкопал из снега кейс с пистолетом, положил тот в спортивную сумку, и торопливо зашагал к выезду из города.
Жителей у нас чуть больше десяти тысяч, большая площадь города только из-за огромного частного сектора и деревень, которые недавно обозвали городскими улочками. А там и домов-то в каждой меньше сотни, но зато некоторые усадьбы по площади соперничают с парой-тройкой многовартирных пятиэтажек. Потому и пришлось мне попотеть, пока вышел за город, а потом ещё сорок минут добираться до близкого леса.
Там, утопая по пояс в снегу, я нашёл глубокий овраг и дрожащими руками вытащил пистолет…
Через неделю в этот овраг я спустился с двоюродным братом.
— Витя, ну за каким хреном мы сюда приползли? — простонал он. — Блин, да я весь мокрый уже, а нам ещё топать обратно до города, а на улице мороз. Если заболею, то все лекарства я с тебя стребую.
— Я кое-что показать хочу, Санёк. Только ты сам там…
— Что — сам и там? — пробурчал он.
— Вон под тем деревом посмотри, раскидай снег ногой и… — я вновь не договорил, и, затаив дыхание смотрел, как брат ковыляет по снегу, потом чертыхаясь, ковыряется в сугробе.