Книги

Господин изобретатель

22
18
20
22
24
26
28
30

– Братец, прости меня! – в комнате появился здоровенный парень в чем-то таком, что мне напомнило слова «кафтан» и «поддевка», в общем, так купцов изображают в пьесах Островского.

– Ах, Иван, молись, чтобы Сашенька выздоровел, не тревожь его, – одернула Мария Владиславовна здоровяка, сунувшегося было ко мне.

Тут я опять услышал тихий голос внутри головы: «Дайте мне отдохнуть, пожалуйста». И свет опять померк. Вот тебе и да! Прямо какая-то пьеса из дореволюционной жизни… Но при чем здесь я? Тут я опять почувствовал, что кто-то молится внутри головы: «Господи, спаси и сохрани, спаси и сохрани раба своего Александра!»

– Кто ты? – задал я вопрос невидимому набожному собеседнику.

– А ты кто, почему ты здесь, во мне? – я опять услышал голос в голове, но не мой. – Я сошел с ума? Почему я слышу этот голос?

Так, мой собеседник явно молод и, похоже, не на шутку напуган. Надо постараться его как-то занять и развеселить. Главное – не напугать еще больше, а то парень и правда, свихнется.

– Молодой человек, отвечать вопросом на вопрос как-то невежливо. Хотя, поскольку я здесь в гостях, представлюсь первый, хоть я и старше. В общем, наплюем на этикет и будем проще. Нет, ты не сошел с ума, и я вроде тоже, хотя не пойму, почему я в тебе и слышу, как ты молишься. Что же, представлюсь: Андрей Андреевич Степанов, подполковник военно-воздушных сил в отставке, 1957 года рождения. Возможно, мы даже родственники, поэтому после катастрофы я попал в твое тело.

– Ваше высокоблагородие…

– Отставить, давай без чинов. Можешь звать меня «шеф», так ко мне обращались твои сверстники, когда я служил в Испытательном институте Авиакосмических сил и занимался авиационной и космической медициной. С тобой все в порядке, бес в тебя не вселился, хочешь, к иконе приложусь и перекрещусь, хотя я, скорее всего, в того Бога, принятого в ваше время, не верую, но все же верую в высшую силу, которая дает возможность людям оставаться людьми. То есть совсем уж атеистом я себя не считаю, хотя в наше время большинство жителей России в Бога не верует, а исповедует какое-то обрядовое христианство, недалекое от язычества, то есть в церковь иногда ходят, свечки ставят, постятся, яйца на Пасху красят, не зная, зачем это и откуда пошло. Одновременно с этим верят астрологам, лечатся у колдунов и вместе с крестиком обвешиваются амулетами от сглаза и болезней – то цветную ленточку на запястье повяжут, то медный браслетик наденут…

– Шеф, так вы из двадцатого века? И как там у вас? Здорово, даже у Жюль Верна такого нет, чтобы два человека из разных веков так запросто могли беседовать друг с другом! Да, конечно, я тоже представлюсь, а то неудобно получается – все же вы старше, да еще офицер. Александр Степанов, 22 года, окончил юридический факультет Императорского Московского университета, помощник присяжного поверенного.

– Погоди, Саша! Я даже из двадцать первого века, но давай постепенно разберемся и после обо всем поговорим. Главное, не афишировать то, что нас пока в тебе двое (я все же надеюсь, что меня как-то вернут обратно в мое время), а то ты загремишь в психушку, – я понял, что надо объяснить термин понятными юноше словами. – Ну, то есть в лечебницу для душевнобольных с шизофренией, сиречь – раздвоением личности. Я так понимаю, что внутри мы можем беседовать друг с другом, не привлекая внимания окружающих, а вот говорить может кто-то один. Давай пока ты общайся с родными и врачом, а я послушаю так, как будто меня нет. А потом я отвечу на все твои вопросы.

– Нуте-с, молодой человек, как себя чувствуем? – раздался бодрый голос, и я открыл глаза.

У кровати сидел человек средних лет с бородкой и усами, он как раз вынимал из жилетного кармана часы, намереваясь, видимо, посчитать пульс. Ага, вот и доктор-бодрячок! О чем-то они переговариваются с Генрихом на латыни. «Контузия церебри» – то есть ушиб мозга, не слишком ли круто? Я бы поставил диагноз сотрясение, то есть «коммоцио церебри», но неизвестно, сколько я был без сознания. Ага, вот уже и «я» – начинаю отождествлять себя с реципиентом. Доктор довольно бегло осмотрел меня, рефлексы не проверял, в том числе и глазодвигательные, что я бы на его месте непременно сделал для исключения внутричерепного кровотечения, и произнес:

– Что же, продолжайте лечение. Холод на голову – пузырь со льдом и полный покой. Успокаивающие капли «Лауданум», – слышался оптимистичный голос доктора (ну прямо весельчак доктор Ливси из мультфильма «Остров сокровищ»). – Через пару дней загляну к вам, а если состояние больного ухудшится, не дай бог, – зовите.

С тем доктор откланялся.

Какой «Лауданум»?! Это же настойка опия! Дрыхнуть с нее непременно будешь, может даже и с глюками, но ведь так и привыкнуть можно! Хотя в это время капли с опием были даже в виде лекарства для слишком беспокойных детей, и врачи их рекомендовали. Да и в аптеках по рецепту обычного врача отпускали и кокаин, и морфий, и еще черт знает что. И наркоманов вроде не было в России так, как сейчас, когда шприцы на всех лестницах и в подворотнях валяются. Водочки народу хватало, чтобы по мозгам бить, а опий китайцы курили, но до них отсюда далеко, и мода не прижилась. Но мой хроноабориген молодец, не испугался вселенца, как же – парень Жюль Верна читает, привык уже к чудесам на уровне подсознания.

Тут к кровати приблизилась давешняя худая некрасивая женщина и поднесла к моим губам ложечку с микстурой. Саша проглотил, потом как-то еще ответил на ее вопросы уже заплетающимся языком и заснул. Интересно, но меня опий «не пробрал», ясность мышления осталась. Может, от того, что я не физическая, а, так сказать, духовно-нематериальная сущность, но про духовные вопросы потом, сначала разберемся с местом и временем.

Глава 1. Попал так попал, или Немного о реципиенте

Итак, «юноша бледный со взором горящим»… Кое-что Саша мне рассказал о своей семье, надо же хоть знать Who is who? Кстати, как я понимаю Сашин немецкий, так и он понял английскую фразу, не изучая «инглиш», то есть способность к языкам передается, и это хорошо, так мы минимум удвоили языковой багаж (по максимуму, может, и больше, если он хорошо успевал в гимназии по латыни и греческому, а также знает еще какие-то языки). О себе пока я не распространялся, больше слушал Сашу.

Хорошо, что он сейчас сладко спит под опийной настойкой, есть возможность подумать о собственной дальнейшей судьбе. На него опий действует гораздо сильнее, видимо, как на «кровного» владельца тела, я же вообще не испытываю сонливости, скорее, наоборот – хочется действия. Голова у меня уже почти не болит, все же молодое и, хочется думать, здоровое тело восстанавливается гораздо быстрее, чем если бы меня, сердешного, приложило головой в прошлом моем обличье. Назад мне, скорее всего, пути нет, умер я там, солнечным июньским утром 2020 года. Здесь же мне досталось молодое, хотя и нетренированное тело юноши с комплексами и плохим зрением, не слишком обремененное знаниями, все же мой реципиент закончил университет по второму разряду и был вынужден быть на побегушках у присяжного поверенного, по-нашему адвоката. До самостоятельной практики ему как пешком до Китая и, как он признался, первое впечатление от реальной юриспруденции оказалось негативным: все дела, на которые он собирал для мэтра данные и готовил бумаги, касались жуликов из купеческого сословия, которые реально были виновны, но надеялись избежать тюрьмы и каторги, заплатив адвокату, специализирующемуся на подобных процессах. Присяжный поверенный и взял-то Сашу в помощники из-за того, что помощник происходил из именитой купеческой семьи и мог бы поставлять ему клиентов. Защитой неимущих из податных сословий этот поверенный не заморачивался, так как даже по казенной разнарядке за защиту крестьян и мещан платили сущие гроши, а вот купцы и фабриканты несли поверенному солидные гонорары, лишь бы не попасть на каторгу за воровство на государственных подрядах. Видя, что мэтр успешно защищает отъявленных жуликов, Саша разочаровался в юриспруденции, свою же практику он не мог получить, не отработав минимум пять лет помощником поверенного, так что свое вынужденное безделье он встретил даже с некоторым облегчением, как подарок судьбы.