- Спасибо. Вы так помогли...

Она медленно кивнула. В ее лице и этом жесте не было ни презрения, ни снисходительности.

- Отдыхайте, - сказала старшая жена и покинула палату.

Мой маленький Хаджит несколько раз будил меня ночью, чтобы ещё разочек вкусить материнского молока, а первое, что я увидела на рассвете, была массивная фигура моего любимого мужа, сидевшего рядом с кроватью на стуле. Он рассматривал меня и нашего сына, и с его бородатого лица не сходила довольная улыбка.

Малыш проснулся и нехотя открыл глазки. И тут я поняла, что они голубые. Не черные, не карие, а голубые. Как у меня. Это было так странно: я находилась в уверенности, что мой сын будет как две капли воды похож на мужа. Но его волосики - они тоже были светлыми - не блонд, как у меня, но и от цвета воронова крыла, как у его многочисленных братьев и сестер, далеко. Вчера ночью я была слишком измучена родами, чтобы всё это заметить.

Терджан протянул руки и забрал у меня нашего сына - тот чуть не целиком поместился в папиной ладони.

- Привет, Хаджи, - пробормотал мой муж, неотрывно глядя в глазки карапуза. - А ты у нас тоже ангелочек, как мама? Посмотри, какой светлый...

- Как такое возможно? - удивлённо спросила я. - Разве он не должен быть похож на тебя? Или, может быть, в твоем роду были европейцы?

Терджан задумчиво пожал плечами, рассматривая сморщенную мордочку новорожденного сына. Тот, похоже, собрался плакать, не найдя маминой груди поблизости от своих губ. Муж передал мне ребёнка, я приложила его к груди и слегка прикрыла обзор на это действо пелёнкой. Терджан, с интересом наблюдавший за тем, как его сын сосёт мою грудь, перевел взгляд на моё лицо.

- История моей матери покрыта мраком, - сказал он тихо. - У нее нет родственников, которых я мог бы повидать - нет вообще ни одной ниточки, будто человек просто растворился в пространстве.

- А твоя сестра! - вдруг вспомнила я. - Амра - у неё тоже светлые глаза!

- Да. Ты думаешь...

- Любимый, возможно бабушка Хаджита была... европейкой!

Эта мысль поразила и увлекла нас обоих. Я думала о такой возможности, принимая душ после того, как мой маленький сын насытился и служанка унесла его, чтобы дать мне отдохнуть. Я думала о ней во время легкого перекуса куриным бульоном с вареным яйцом и засыпала с этой мыслью, потому что после еды меня начало страшно клонить в сон. И мне, кажется, даже приснилась старая миссис Насгулл - у нее были каштановые волосы и большие прозрачные голубовато-серые глаза. Она протягивала ко мне руки и говорила что-то о преемственности поколений, то по-русски, то по-английски... Я же пыталась обнять её в ответ, но она всякий раз ускользала. А со следующим шагом я вдруг ухнула в бездну, подпрыгнула на кровати и проснулась. В окно ярко светило солнце, оттуда доносилось пение птиц. Я сладко потянулась и уже села на постели, борясь с головокружением, когда дверь в комнату отворилась и вошла... Зойра. Она держала на руках моего маленького сына.

- Он такой белый, - нахмурившись, сказала она, но в её тоне не было неодобрения - скорее, недоумение. - Похож на тебя.

- Да, - улыбнулась я. - Мой мальчик... наш...

- Надеюсь, ты не собираешься крестить его в свою веру? - холодно поинтересовалась Зойра, но в её голосе ясно слышалось беспокойство. Она считает, что я околдовала нашего господина, и он готов исполнить любую мою прихоть, какой бы безумной, с её точки зрения, она ни была.

- Нет, - искренне ответила я. - Мы с господином давно договорились, что наши дети будут преданы вашему Богу.

Зойра заметно выдохнула, а потом произошло нечто невероятное: я впервые увидела улыбку на лице этой суровой, властной женшины. Не презрительную ухмылку, не злорадство, а именно радость. Чистую и настоящую. Зойра отдала мне малыша и напоследок провела рукой по его маленькой пушистой головке.

- Спасибо, - негромко и немного хрипло сказала самая старшая жена и покинула комнату, тихо прикрыв за собой дверь.