— Почему — закопала? — возражала она. — Я сама себе кутюрье, собственный дом моделей для моей персоны.
Если учесть еще и то обстоятельство, что к украшениям она была абсолютно равнодушна, в еде неприхотлива, а к светскому образу жизни относилась иронически, становилось совсем непонятно, зачем ей вообще богатый муж.
— Как это — зачем? — удивлялась Светка. — Чтобы у него не было комплекса несостоятельности на финансовой почве. — Дальше шло объяснение психологии мужчин с привлечением Фрейда.
Ольга позвонила Геннадию в первый раз месяца полтора назад, после разговора с Игорем, когда разыскивала подругу, чтобы излить ей душу, как говорится, поплакаться в жилетку.
Геннадий сказал, что после Ольгиного дня рождения сам Светку не видел, она вдруг стала избегать встреч с ним, и однажды, когда он, позвонив, случайно застал-таки ее дома и попросил объяснить, что происходит, она объявила ему, что надолго уезжает в командировку, но куда и что это за командировка, пояснять не захотела.
Геннадий был раздражен и обижен, он понял Светкино заявление однозначно, что она нашла себе нового друга, но сказать ему об этом прямо не решается.
Потом, спустя какое-то время, Ольга еще раз позвонила ему, он отвечал вежливо, но холодно, что ему ничего не известно и что все связанное со Светланой его уже не интересует.
Поэтому Ольге в первую очередь следовало разыскать Светкиных прежних знакомых (мужеского пола, разумеется) и выбрать среди них того, кому до сих пор небезразлична ее судьба и кто на самом деле, а не на словах готов пожертвовать для нее всем, даже жизнью. Полистав книжку, она нашла пять нужных имен и выписала их на отдельный листок. Потом, немного подумав, вычеркнула телефон Олега, так как вспомнила, что Светка рассталась с ним уж очень давно, лет пять или шесть назад. Осталось четверо. «Прямо как у Дюма», — невольно подумалось ей.
Это были «мушкетеры», возникшие на Светкином горизонте и получившие отставку в последние два-три года. Среди них было два Александра, одного из которых все знакомые звали Шуриком.
Ольга не помнила, где и при каких обстоятельствах Светка с ним познакомилась, но тот вечер, когда она впервые привела его к подруге для знакомства и традиционного «показа», прочно засел в ее памяти.
Очевидно, этому способствовал тот факт, что за один только вечер Шурик ухитрился разбить в ее доме столько посуды, сколько все ее гости не разбили бы за год. Причем, смущаясь и страдая от своей неуклюжести, он продолжал ронять все, что подворачивалось ему под руку. Кончилось все тем, что Светка потребовала для него пластмассовую кружку и висевшую с незапамятных времен на стене кухни деревянную плошку, после чего Шурик приуныл и боялся лишний раз двинуть рукой или пошевелиться.
Позже, когда прошлым летом они ходили на байдарках по Нерли, Ольга убедилась, что неуклюжесть не являлась его природным свойством. Шурик, страстный путешественник, ловко управлялся с байдаркой, мгновенно ставил палатку и разводил костер, знал много различных тонкостей походной жизни и любил ее неповторимую романтику. Он никогда не согласился бы поменять палаточный отдых, с его непредсказуемостью и полной свободой передвижения, на комфорт, скажем, пятизвездочного отеля, где чувствовал бы себя не в своей тарелке. «Да уж, — смеялась Светка, — Шурик там все сервизы переколотил бы».
Второй и, может быть, даже основной его страстью был адский плод научно-технической революции — ЭВМ. Он был программистом высокого класса, работал в одной крупной фирме, где его труд очень ценили и хорошо оплачивали, но он все равно порывался уйти, так как считал, что нужный фирме профессиональный уровень недостаточно высок для него и что он способен на большее.
Часто он задерживался на работе, чтобы «обкатать», как он выражался, ту или иную новую программу, а уж когда приобрел наконец собственный компьютер и водрузил его на почетное место — на обеденный стол, стоявший посредине комнаты, тут-то Светка окончательно поняла, что она в этой комнате лишняя. «Не могу я тягаться с машиной, — объяснила она Ольге свой разрыв с Шуриком. — Мощности не хватает».
Но Ольга понимала, что на самом-то деле компьютер послужил только поводом, той последней каплей, которая и помогла Светке расстаться с Шуриком, не обременяя свою совесть чувством вины и ощущением дискомфорта, как это бывало при ее расставаниях с возлюбленными, когда ей становилось с ними невыносимо скучно.
Сам Шурик знал, что он отказался бы от всех компьютеров и байдарок в мире, лишь бы Светка была рядом с ним. Он очень переживал, страдал, звонил Ольге в поисках сочувствия и поддержки. Чем могла она утешить его?
Примерно по такому же сценарию развивались Светкины отношения и с тремя остальными «мушкетерами», которых Ольга знала хуже, чем Шурика, так как в походы с ними не ходила, а встречалась только у общих знакомых или у себя на кухне, когда Светка приводила их к ней «общаться». Разговоры и споры в основном не выходили из магического круга тем, очерченных политизировавшимся за годы перестройки сознанием граждан только было воскресшей и тут же начавшей агонизировать страны. Говорили о том, в какую пропасть катится страна и долго ли ей еще катиться, спорили о плюсах и минусах неизбежного западного влияния на все сферы жизни, а также не забывали обсудить новости очередного кинофестиваля и прелестную выставку Левицкого на Крымском валу.
Ольга помнила только, что Андрей, художник-мультипликатор, трудился на киностудии, а Гриша, работавший, по его словам, исключительно над собой, нигде конкретно не служил, жил непонятно на что, но явно не бедствовал. Перебирая в памяти достоинства и возможности каждого из «мушкетеров», она остановилась на втором Александре — Алике. Бывший спортсмен, когда-то известный теннисист, получивший травму на соревнованиях и вынужденный перейти на тренерскую работу, он всегда производил впечатление человека наиболее надежного и не только желавшего, но и умевшего помочь в трудную минуту. Да и Светку он всегда опекал как любимую младшую сестру, с готовностью входил во все ее нужды и помогал советом и делом.
Именно благодаря этой чрезмерной заботе и опеке его в свое время и постигла участь Шурика. «Он мне как бабушка, честное слово», — возмущалась Светка.
Это был неизбежный конец всех ее романов. Сначала она загоралась, ходила счастливая и веселая, потом, спустя полгода-год, постепенно как-то тускнела, начинала раздражаться, а после очередного разрыва мучилась угрызениями совести и называла себя «вертихвосткой». Ольга, впрямую не осуждая подругу, все же подобную самоаттестацию ее не оспаривала, поскольку считала, что для натуры глубокой и основательной такие скороспелые влюбленности чужды и неприемлемы.