Он усадил ее на диван, сам сел рядом и обнял ее. Ольга почувствовала, как безумно устала она за последнее время, устала прежде всего от себя, от своих мыслей и сомнений, от воспоминаний и обид. Она и не заметила, как нелепый образ сфинкса исчез, а на его месте появилась молодая женщина, которая, тесно прижавшись к любимому упругому плечу, наслаждалась ощущением своей слабости и беспомощности.

Они сидели, как месяц назад в квартире Кирилла, когда тот, не зная, чем утешить Ольгу, рассказывал ей о Никите. Ей показалось на миг, что они так и продолжают сидеть с тех пор, что не было этих тридцати злополучных дней, каждый из которых был наполнен вереницей нескончаемых обид, отравой оскорбленного самолюбия и безутешной гордыни.

В голове стоял сладкий туман, все тело обволакивала ласковая нега, и, ощущая рядом могучее плечо Кирилла, руки, нежно и властно обнимавшие ее, словно защищая от всех бед и несчастий, Ольга почувствовала, что какая-то злая пружина внутри ослабевает и распрямляется. Тихие радостные слезы, как слезы маленького Кая из детской сказки, незаметно сбегали по щекам, освобождая ее душу от бремени вымышленных страданий и тревог. Пребывая в состоянии счастливой расслабленности, мешавшем сосредоточиться, Ольга понимала далеко не все из того, что говорил ей Кирилл, она слышала только переливы любимого голоса, чувствовала плотное кольцо его рук, и странная, загадочная улыбка блуждала на порозовевших губах. И эта улыбка, и эти слезы могли принадлежать лишь женщине, которая любит и которая в ответ любима.

А говорил Кирилл о том, как трудно ему было все это время без Ольги, как он мучился и боялся, что она никогда уже не захочет видеть его. Вечером того дня, когда Ольга ушла из его квартиры, унося с собой свои обиды и разочарования, ему пришлось срочно вылететь в Киев, так как мать была госпитализирована с обострением язвы желудка, представлявшим угрозу для жизни. Там пробыл он, бессменно находясь в больнице, почти три недели, после чего повез ее в Ессентуки по путевкам, которые успел за это время выхлопотать для них Борис.

Поначалу Кирилл упорно, но безрезультатно звонил Ольге домой, пока не догадался наконец позвонить в редакцию. Там ему любезно сообщили, что Ольга Михайловна в отпуске, и поскольку они тоже со своей стороны, желая справиться о здоровье, неоднократно пытались дозвониться ей, а телефон не отвечал, то все сделали вывод, что она, скорее всего, живет на даче в Александровке.

Как только матери стало лучше и она пошла на поправку, пребывание в санатории сделалось для Кирилла непереносимым. Оставив ее долечиваться в Ессентуках, он взял билет на самолет и вчера поздним вечером прилетел в Москву, но позвонить Ольге в такое время не решился.

Почти всю ночь провел он без сна, в муках и сомнениях, то зарываясь с головой в одеяло, то вскакивая и начиная нервно вышагивать по квартире. Только себя обвинял он во всем, собственной черствостью и нечуткостью объяснял поведение Ольги; казнился, что не смог, не сумел понять ее состояние, вовремя найти нужные слова, остановить ее; покрывался испариной от страха, что она за этот месяц, возможно, и думать забыла о нем и что — не приведи Бог! — у нее появился кто-то другой.

На рассвете он забылся тяжелым, беспокойным сном, а проснувшись, кинулся звонить Ольге. К его удивлению, трубку взяла Тамара Ивановна, которая почему-то звонку его страшно обрадовалась. Она сказала, что Ольга ушла на работу, но это даже к лучшему, потому что им надо срочно встретиться и поговорить. Предложив Кириллу приехать в Сокольники, она дала ему поручение по пути забежать на рынок и купить фрукты и клюкву.

— Какие фрукты? — ничего не понимая, удивился тот.

— Ну, яблоки, лимоны… неважно, — ответила Тамара Ивановна и многозначительно добавила: — А вот клюкву… клюкву обязательно.

Кирилл был озадачен этой таинственной многозначительностью, но, с другой стороны, рассудил он, если Тамара Ивановна просит его хоть о какой-то услуге для Ольги, появилась смутная надежда, что еще не все потеряно.

Минут через сорок он стоял у двери Ольгиной квартиры, растерянный, нагруженный всевозможными пакетами и свертками.

— О, да вы, я гляжу, весь рынок скупили! — открыв дверь, засмеялась Тамара Ивановна.

А час спустя Кирилл вылетел из этой квартиры как на крыльях и помчался на свой аэродром, чтобы договориться о медкомиссии. По дороге, вспомнив, что даже не позвонил Ольге, остановил машину и направился к ближайшему автомату.

Еще вчера Ольгу крайне возмутил бы поступок тети Тамары, вздумай она так бесцеремонно вмешаться в личную жизнь племянницы, но сейчас ей с улыбкой припомнились только слова из записки: «Не забывай о своем вещем сне»…

Внезапно Кирилл разжал объятия, встал и прошел к окну.

— Знаешь, сейчас я больше всего в жизни боюсь двух вещей, — стоя спиной к Ольге, медленно проговорил он. — Медкомиссии и… тебя.

— Ну медкомиссии понятно, ее бояться положено, — улыбнулась она. — А меня-то почему?

— Нет, не тебя, конечно… — смешался Кирилл, — не тебя, а… вдруг ты меня разлюбишь…

— И чего же ты боишься больше? — вкрадчиво спросила Ольга.