— Не поймите меня не правильно. Было и много забавного. Они были очень дружны между собой, несмотря на все ссоры. Просто я не планирую осложнять себе жизнь новым… опытом, если вы понимаете, что я имею в виду.

Мадди усмехнулась.

— Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду. — Выражение ее лица стало серьезным, когда она посмотрела на Тимми. — Ничего удивительного нет в том, что моя мама поспешила оставить гнездо. Просто взгляните на меня. Я провела с ребенком всего один вечер — и уже полная развалина. А ведь всегда считала себя женщиной, которая может со всем, что наметила, успешно справиться. Я начала свое собственное дело с нуля. Не хватило бы пальцев на ваших руках, моих и Тимми, вместе взятых, чтобы сосчитать, сколько дней я провела на фабрике, работая по двадцать четыре часа в сутки. Мне двадцать восемь лет, а я уже руководитель сплоченного коллектива, где больше тридцати человек…

Ее глаза слегка увлажнились, ведь она продолжала смотреть на Тимми.

— Дети — такие хрупкие, ранимые, беспомощные. Я не могу представить себе, как моя мама справлялась со мной, когда я была в возрасте Тимми. К тому времени мой отец уже ушел от нее. Фелисити однажды сказала мне, что он оставался с ней какое-то время после родов, пока она не встала на ноги.

— Это, должно быть, тяжело.

— Фелисити никогда особенно много не говорила об этом.

Майкл посмотрел на нее с сочувствием и нежностью.

— Тяжело и для вас — расти без отца.

Мадди отвела взгляд. В ее голосе появилась желчь.

— Я твердила себе, что не могу сильно скучать по кому-то, кого никогда не знала. Пока я была ребенком, то ни разу не видела своего отца. Он написал мне несколько писем, но я не ответила на них. Я ненавидела его из-за того, что он бросил меня. А позднее, когда чувство ненависти сменилось болью, я думала, что предам Фелисити, вступая с ним в какие-то отношения.

Она машинально пригладила пушок на голове Тимми. Он улыбнулся ей, но ее глаза, все еще прикованные к нему, на самом деле смотрели в прошлое.

— Фелисити не из того теста, из которого выходят матери. Я понимаю, почему я чаще называла ее по имени, а не «мама», уже когда была подростком. Мне всегда казалось, что она чувствовала себя неловко, если ей приходилось выступать в роли матери. Да и мне роль дочери давалась плохо. В действительности никто из нас никогда не знал, как вести себя друг с другом.

— Может быть, вы обе чересчур старались, — мягко заметил Майкл.

Мадди посмотрела на него с любопытством.

— Я всегда думала, что это оттого, что мы не особенно старались. У нас не было… большой практики. Она — такая у нее работа — моталась по всему свету. Я проводила с ней только школьные каникулы и лето. Но большую часть времени она была в разъездах, а я… просто как-то жила. Она до сих пор много путешествует.

— Чем она занимается?

— Преуспевающий менеджер в области изобразительного искусства. Главным образом коммерческого. Она связующее звено между художниками и крупными корпорациями. Вот такого рода у нее работа. Мне было очень интересно ездить повсюду с ней — она однажды взяла меня с собой, когда я уже подросла и меня не надо было оставлять на попечение ее помощников. Но все же мы с ней мало откровенничали друг с другом. Ни о чем личном не говорили, и сейчас не говорим, хотя у нас установились теперь довольно хорошие отношения. Раз в несколько месяцев она появляется в городе, и мы делаем умопомрачительные покупки в модных магазинах и объедаемся в самых лучших бостонских ресторанах. Мы действительно прекрасно проводим время.

— Звучит увлекательно, — сказал Майкл, но было что-то такое в его голосе, отчего Мадди решила, что он не вполне доверяет ее энтузиазму. Она и сама сомневалась, что все у нее так хорошо. Порой она до сих пор сожалела, что ее мать не из тех, которые целуют оцарапанные детские коленки, ухаживают за простуженным ребенком, читают ему на ночь сказки, поют колыбельные… Но она уже давно не маленькая девочка. Конечно, она не нуждается в том, чтобы мать зализывала ее раны.

Майкл разглядывал лицо Мадди. Казалось, что оно вырезано из драгоценного камня… с мириадами граней — с мириадами эмоций. Гордившийся тем, что никогда не позволял себе слишком увлекаться женщиной, Майкл настолько сопереживал Мадди, что это пугало его.