После этого я переключилась на «Яму со змеями», чтобы посмотреть, что там происходит, и потанцевать под музыку. Странно было смотреть, как все идет по заведенному кругу, но без меня, словно меня и не было никогда. Алый Лепесток заводила толпу у шеста, а Савона вместо меня выступала на трапеции. Она выглядела хорошо – сверкающие зеленые изгибы тела, новые серебряные волосы от париковцы. Я думала, не сделать ли себе такие – они лучше париков, никогда не сваливаются, – но некоторые девушки говорили, что от них пахнет овчиной, особенно если попасть под дождь.
Савона двигалась немножко неуклюже. Она не подходит для трапеции – она обычно танцует у шеста, и у нее слишком утяжеленный верх – груди как два накачанных пляжных мяча. Поставь ее на шпильки, дунь в затылок – и она впечатается лицом в пол.
«Зато действует, – говорит она. – Еще как».
Сейчас она стояла на одной руке, разведя ноги на шпагат. Меня она не убедила, но посетители нашего заведения никогда не разбирались в тонкостях: они были в восторге от выступления Савоны, для этого ей достаточно было стонать, а не, скажем, хихикать и не свалиться с трапеции.
Я переключилась с «Ямы со змеями» на другие комнаты, прошлась по всем, но там ничего особенного не происходило. Ни одного фетишиста, сегодня никто не требовал, чтобы его обваляли в перьях, или обмазали овсянкой, или подвесили на бархатных шнурах, или щекотали извивающимися рыбками гуппи. Обычная рутина.
Потом я позвонила Аманде. Мы с ней родные души: в детстве мы обе были бездомными щенками. Это сближает.
Сейчас Аманда торчала в Висконсинской пустыне, монтировала очередную инсталляцию биоарта, какими она занималась с тех пор, как увлеклась, по ее выражению, «выходками от искусства». На этот раз она творила из коровьих костей. Висконсинская пустыня завалена коровьими костями, еще с тех пор, как десять лет назад была большая засуха и оказалось, что коров – тех, которые сами не передохли, – дешевле забить, чем вывозить куда-то. У Аманды было два бульдозера на топливных ячейках и два нанятых текс-мекса – беженца-нелегала. Она стаскивала коровьи кости в кучи, такие большие, что их можно было увидеть только с воздуха: огромные заглавные буквы, из которых складывалось слово. Она собиралась залить все это сиропом для блинчиков, подождать, пока на сироп соберутся насекомые, и снять на видео с воздуха, а потом продавать в галереи. Она любила смотреть, как разные штуки растут, движутся и пропадают.
Аманда всегда умудрялась доставать деньги на свои «выходки от искусства». Она была чем-то вроде знаменитости в тех кругах, где интересовались культурой. Круги были небольшие, но хорошо обеспеченные. На этот раз Аманда уболтала какую-то шишку из ККБ – он дал ей вертолет для съемок.
– Я обменялась с мистером Большая Шишка на вертушку, – так она объявила мне об этом.
Мы никогда не говорили по телефону «ККБ» или «вертолет», потому что у ККБ были роботы, которые подслушивали телефонные разговоры, и эти роботы реагировали на ключевые слова.
Инсталляция в Висконсине была частью серии под названием «Живое слово» – Аманда шутила, что на эту серию ее вдохновили вертоградари, потому что всячески запрещали нам что-либо писать. Аманда начала со слов из одной буквы – «я», «а», «о», потом перешла на двухбуквенные – «ты», потом на слова из трех букв, из четырех, из пяти. Она всякий раз пользовалась другими материалами – рыбьи потроха, дохлые птицы, убитые утечкой химических отходов, унитазы из снесенных домов, которые Аманда собрала, наполнила растительным маслом и подожгла.
На этот раз она писала слово «капут». Она уже рассказала мне об этом раньше и добавила, что это ее сообщение.
– Кому? – спросила я. – Посетителям галерей? Мистерам Большая Шишка?
– Им самым, – ответила она. – И ихним миссис Большая Шишка тоже.
– Ох, наживешь ты себе неприятностей.
– Ничего, – ответила она. – Они все равно не поймут.
Она сказала, что проект идет хорошо: прошел дождь, пустыня расцвела, куча насекомых, а это пригодится, когда пора будет наливать сироп. Аманда уже закончила букву «к» и наполовину управилась с «а». Но текс-мексиканцы заскучали.
– Значит, нас двое таких, – сказала я. – Я жду не дождусь, когда меня отсюда выпустят.
– Трое, – поправила Аманда. – Двое текс-мексиканцев и ты. Значит, трое.
– А, да. Ты отлично выглядишь – хаки тебе идет.