– Говоришь, Эл все еще работает над проектом?
– Да.
– Сколько материала у него осталось?
Барнард смутился:
– К сожалению, нисколько.
– Все ушло? До единого миллиграмма?
Основой ее исследования был экстремофил из домена архей. Образцы она добыла в Мексике в жуткой пещере Куэва-де-Луз: привезла с собой почти сто граммов жизнеспособных организмов. Половина погибла до того, как они научились поддерживать их жизнь. Год назад, когда она ушла, оставалось еще двадцать граммов. По микробиологическим меркам – тонна.
– Боюсь, что так. Эл работает на износ, Халли. Иногда мне за него страшно. Он тяжело переживал твое увольнение. В определенный момент наука из ремесла превращается в искусство. Эл отличный ремесленник, но художником его не назовешь.
– А если синтезировать репликант?
– Мы пытались. Не установлен механизм митохондриального рассеивания. Уйдет еще несколько месяцев – возможно, впустую.
– А тысячи госпиталей тем временем станут… – Халли задумалась, подыскивая подходящее слово, – лагерями смерти.
Она глубоко вздохнула, откинулась на спинку кресла, потерла глаза. Почти восемнадцать часов без сна, изнурительное возвращение из пещеры… Ей хотелось переодеться, поесть горячего, принять душ и лечь спать. Но другим куда хуже, чем ей… Сон подождет.
– Деваться некуда. Нужно снова ехать в Куэва-де-Луз. – Халли пристально посмотрела на Барнарда.
– Не представляешь, как я ждал от тебя этих слов.
Да, она произнесла эти слова, и самой стало страшно. Куэва-де-Луз – суперпещера глубиной в тысячи футов, протяженностью в многие мили, затерянная в лесистых горах на юге Мексики, полная невероятных и экзотических опасностей.
– Теперь будет не так легко, как в прошлый раз, – мрачно произнес Барнард.
Халли в изумлении открыла рот.
– Легко?! Дон, это был кошмар! Я уже не надеялась, что хоть кому-то из нас удастся выбраться. Двое остались там, если помнишь.
– Знаю, та экспедиция была ужасной. Но сейчас есть дополнительные трудности.
– Например?