Картоху нелюди-парнокопытные сожрали почти всю. Те жалкие остатки, до которых не добрались вездесущие пятачки, я в тот же день выкопал и спрятал в кухне. Получилось чуть больше ведра. Сволочи. Также потоптали всю зелень. Вообще все потоптали. Какого рожна они вообще приперлись?

В итоге половину следующего дня я потратил на укрепление «рубежей»: залатал дыры в рабице, где-то усилил конструкцию ограды всякими подручными материалами (в основном деревянными кольями и веревками из сарая) приладил к калитке задвижку. Получилось, вроде, неплохо. Конечно, если кто-то задастся серьезной целью нагрянуть ко мне в гости, то эту линию Мажино он, скорее всего, даже не заметит. Но от случайных четвероногих посетителей защита вполне достойная.

Где-то в середине работы, когда я стягивал алюминиевой проволокой свеженькую брешь в сетке (не иначе, один из ночных оккупантов ее и оформил давеча), до меня вдруг окончательно дошло, что я решил остаться здесь. Еще вчера я думал пересидеть в глуши с несколько дней, а потом вернуться в Москву и повиниться перед Верой за позорное дезертирство. Но сейчас я понял, что в Москву мне возвращаться нельзя. Можете считать это озарением, внутренним голосом, трусостью — чем угодно, но именно в тот момент я твердо решил: на ближайшие три месяца это мой дом. И поэтому ничего тут нельзя делать абы как. Только так, чтобы капитально, только так, чтобы надежно.

Закончив работу и перекусив остатками вчерашнего стола, я, наконец, смог сесть и составить перечень неотложных дел, которые требовалось исполнить в как можно менее отдаленном будущем. Список получился следующим:

1) Поменять колесо (машина на первом месте, тут нечего возразить — заслужила);

2) Раздобыть дров;

3) Помыться;

4) Объяснить Вере, что я пока остаюсь здесь (но сначала объяснить, где я вообще нахожусь, ибо такой вопрос непременно последует);

5) Прогуляться до Толосцев, разжиться продуктами и средствами личной гигиены, заодно отыскать пропавший номер от машины;

6) Обзавестись каким-нибудь оружием самообороны.

Замена колеса прошла быстро и безболезненно. Продырявленную шину пришлось пока спрятать в багажник, чинить ее было нечем. Заодно забрал из машины все, что могло бы пригодиться в хозяйстве: аптечку, нож, фонарик, небольшую саперную лопатку и моток буксировочного троса. Вообще, неплохо бы укрыть ее чем-нибудь от осадков, может, в сарае найдется какой-нибудь брезент? Надо будет еще поискать.

Дрова также проблем не составили. Возле двора Малеевых валялась целая куча березовых чурбаков, которые я решил у него «купить». Надеюсь, он будет не против. Тем более, они же явно из леса привезены, с ближайшей лесопилки, и лежат тут без дела, мокнут. Топор, точнее колун, нашелся в сарае. Топорище малость подгнило, но пока держится, да другого все равно нет. Через час в моем распоряжении была небольшая куча колотых дров, которые я оттащил в наш дровник, до того почти пустой. Деньги за древесину просунул под запертую входную дверь соседского дома.

Решив побаловать себя банькой, я натаскал в нее воды, после чего затопил. Баня была небольшая и совсем простенькая: очаг, обложенный камнями, над очагом котел, в углу бочка с холодной водой, вдоль стен лавки. Топилась банька по-черному, дым уходил прямо под потолок, где для него имелось отверстие — продух. Снаружи над продухом была приделана небольшая труба, чтобы лучше тянуло. В бане я нашел мыло, жесткую щетку, пемзу и несколько лыковых мочалок. От шампуня остался один только пустой флакон. Веников тоже не нашлось. Ладно, обойдемся и без них.

В общем, с помывкой все сладилось. Я накидал побольше дров и решил пока прошвырнуться до озера, чтобы, так сказать, прильнуть к цивилизации, то есть, позвонить домой. Но не успел я даже выйти на открытое место, как мой телефон буквально взорвался потоком смс-сообщений. Я насчитал не меньше десятка, многие из которых были весьма объемными, дошедшими частично: где-то отсутствовало окончание, где-то и вовсе наличествовала только середина. В целом из их содержания я понял, что я не муж, а кидалово с паспортом (почему именно с паспортом, я так и не понял), которому наплевать на жену, на то, что она уже третий день места себе не находит, беспокоится, волосы на себе рвет, а я даже не соизволил позвонить, ответил смской, что раз я бросил ее, то домой могу не возвращаться, и что вещи мои уже едут в Смоленск.

От хорошего настроения в миг осталось лишь воспоминание. Я тут же бросился звонить домой, но Вера, проявив достойное лучшего применения упорство, трубку не брала. Промучившись минут тридцать и посадив батарею, я плюнул и пошел обратно в деревню, тем более, уже начало темнеть. Ощущение было препаршивое. Примирение откладывалось на неопределенный срок. Интересно, она и вправду отправила мои вещи родителям? Да нет, вряд ли. Вера, конечно, бывает импульсивной и порой делает скоропалительные выводы, но не до такой же степени.

Баня доставила едва ли сотую часть того удовольствия, на которое я мог рассчитывать, когда ее затапливал. Конечно, я надраился лыковой мочалкой так, что туловище блестело, как новое, но на душе было гадко и мерзко. Едва ли что-то может мучить человека больше, нежели собственная совесть. И если раньше более или менее успешно мне удавалось затыкать ее, выдвигая на передний план первостепенные заботы, то теперь она с полным правом взяла верх и отступать не собиралась. Я мог себе простить глупое бегство от армии, недостойное, по сути, любого, кто считает себя мужчиной. Я мог себе простить бегство от коррумпированных гаишников, которые, наверняка, именно меня сделали бы козлом отпущения, наплевав на законы, логику и здравый смысл. Но бегства от собственной жены, даже ради спасения шкуры, я себе простить не мог.

Третья ночь в изгнании по спокойствию не отличалась от двух предыдущих. И хотя она прошла не в машине, а дома на уютной кровати, и во двор никто не ломился, просыпался я раз пятнадцать, не меньше. Под утро уже было решил бросить все и ехать домой, в Москву, но страх взял свое. Опасно. Мысль о возвращении пришлось оставить.

Едва рассвело, кинулся к озеру, поминутно поглядывая на значок антенны, показывающий наличие сигнала. Новых сообщений не было. Попробовал было снова дозвониться, но кроме длинных гудков иного ответа не дождался. Как-то это неправильно… Но, с другой стороны, что вообще в этой ситуации правильного? То-то и оно…

Слоняться без дела по берегу озера было глупо, посему следовало заняться оставшимися пунктами вчерашнего списка. На повестке дня стоял поход в Толосцы. Организация самого похода много времени не заняла. Поразмыслив, я решил пойти пешком, а дабы закосить под местного, переоделся в «рабочую» одежду огородника из имеющегося в моем распоряжении гардероба: двухслойные спортивные штаны а-ля гроза района, горластый свитер завсегдатая Грушинского фестиваля, штормовка с капюшоном и резиновые сапоги. В качестве тары был приспособлен старый десантный рюкзак дяди Вовы. Заперев дом и тщательно осмотревшись вокруг в поисках подозрительных личностей, двинулся в путь.

О своем решении передвигаться пешим ходом я пожалел где-то через полчаса, когда окончательно выбился из сил на размякшей после давешнего дождя дороге. Впрочем, глядя на это жидкое глинистое месиво, перемежаемое лужами размером с Азовское море, я вообще с трудом представлял, как смог здесь проехать. То ли мне несказанно повезло в ту ночь, то ли разгар ливня пришелся на время, когда я, добравшись до Зуево, уже пребывал в отключке.