Помимо «морских коньков» в клинике были еще и те, кого допущенные к государственным секретам грифа «Лима-два» (а от него не так далеко до высшего грифа «Лима») называли «акулами-вонючками». «Акулы» являлись пациентами, а если точнее – пленниками спецотделения, работавшего по сверхсекретной федеральной программе. Про него знало весьма ограниченное число врачей-психиатров и высшее руководство аризонских спецслужб.
Клиника располагалась на глубине восьмидесяти метров на дне океана курортной планеты Монтана, входящей в ОПА – Объединенные планеты Аризоны. ОПА относилась к одной из двух сверхдержав Галактики Человека.
Ощущение смены дня и ночи постоянно поддерживали стереокартинки в окнах подводной станции, и поэтому немногочисленному медперсоналу и больным казалось, что клиника находится на поверхности океана.
Ведущий врач спецотделения доктор Сэмюэль Ричардсон, известный больше медикам всей обозримой галактики под псевдонимом Док Сэм, прославившийся среди широкой публики своими текстовыми кристаллами под названиями «Записки сумасшедшего психиатра» и «Размышления гения Дока Сэма», вошел в «наблюдательную» и хмуро поприветствовал дежурного специалиста:
– Привет, Утконос, – он обожал давать своим сотрудникам и пациентам разные клички и потому никогда не помнил их настоящих имен. – Как наши дела?
Для проверки состояния больных Доку Сэму не понадобилось делать обход, достаточно было пройти в штаб (почему-то в спецсекторе привилась военная терминология, что неудивительно, если учесть количество агентов спецслужб и офицеров Пентагона, которые постоянно сшивались здесь). В штабе всегда находился дежурный врач. Туда на комп поступала и обрабатывалась вся информация о жизнедеятельности всех органов и систем пациентов отделения.
Доктор Браун, прозванный Утконосом, сидел в кресле, напоминающем кресло капитана космолайнера. Перед ним зависли в воздухе сложные цветные объемные диаграммы. Нормальному человеку они не говорили ничего, но специалист просматривал их с такой же легкостью, как просматривают комиксы. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, как живут пациенты, каково состояние их здоровья. А главное, не возникла ли где она – пугало и богиня спецотделения, причина его создания и головная боль персонала – госпожа Аномалия.
– Ночь прошла спокойно, – сообщил доктор Браун, нос которого действительно чем-то напоминал утиный клюв.
– Отлично, – хмуро пробурчал ведущий психиатр, теребя небольшую жесткую щеточку усов над верхней губой. – Изумительно. Прекрасно.
Док Сэм пробежался по помещению и плюхнулся в соседнее кресло. Он затребовал на экран перед собой изображения из боксов повышенной защиты.
Последние недели в отделение один за другим поступали весьма странные пациенты, четверых из которых пришлось поместить в блок повышенной защиты. За предыдущие сорок лет существования спецотделения блоки повышенной защиты использовались считанные разы. А тут в течение двух недель – четыре. Это было невиданно! У Дока Сэма было гнетущее предчувствие Больших Событий. А Большие События – это радость для историков, для других же людей, которые в них участвуют, это кара Господня. Поэтому ежедневно, перешагивая порог своего «штаба», Док Сэм содрогался от предчувствия наступления этих самых Больших Событий.
– Как в боксах повышенной защиты – активность у «фокусников» не проявлялась? – деловым тоном спросил Док Сэм.
– Тихи, как агнцы. При такой защите ни одна «акула-вонючка» пальцем пошевелить не сможет, – усмехнулся Утконос.
– Доктор, – пронзил его взглядом Док Сэм, – вы до сих пор не поняли, с чем мы имеем дело?
– Я понимаю, сэр, – Утконос поморщился, зная, что нарвался на очередной приступ немотивированной раздражительности шефа.
– Это Аномалия… А при Аномалии возможно все.
– Так точно, сэр, – Утконос готов был вскочить и щелкнуть каблуками.
Док Сэм посмотрел на него мягче.
– Расслабьтесь, – он нагнулся над Утконосом, щелкнул перед его носом пальцами и деланно захохотал.
«Псих чертов», – подумал Утконос, но с некоторым оттенком уважения, поскольку все знали способности Дока Сэм, одного из лучших психиатров Аризоны. Но то, что он слегка не в себе – этого не скрывал даже он сам, достаточно вспомнить его «Записки сумасшедшего психиатра».