Ко всему протчему, мне ведь и уроки пришлось посещать. В школе-дурке нас особо не загружали, а здесь-то все было по взрослому. Со временем этот вопрос решился — назначили мне эндевидуальный порядок обучения: три урока сижу в классе само подготовки, занимаюсь своими делами, а еще на три урока приходит какая-то тетенька и учит меня читать. С глазу на глаз. Училка попалась добрая, красивая, у меня не раз и не два закрадывались на счет нее гнустные мысли. Мисс Хендерсон — вот как ее звали.
Любимый урок у меня был — обед, но это, наверно, не совсем урок даже. Когда я ходил в школу-дурку, мама давала мне с собой будьтеброт, печенюшку и кусочками нарезанный фрукт — только не банан, естественно. А в этой школе имелась столовая и там блюд 9 на выбор или 10 даже — у меня глаза разбегались, не зная, что взять. Видно, кто-то шепнул об этом тренеру Феллерсу — вызывает он меня где-то через неделю и говорит: ты, мол, не робей, лопай от пуза, «все включено». Черт, кабы знать!
Прикиньте, кто явился ко мне во время самоподготовки: Дженни Каррен. Заходит на переменке и говорит, мол, я тебя помню с первого класса. А сама уже прямо девушка, волосы красивые, черные, ноги от ушей, личико симпатичное и, стесняюсь сказать, все при ней.
Мои футбольные успехи не слишком радовали тренера Феллерса. Ходил он с кислым видом, на ребят покрикивал. На меня, конечно, тоже. Мне общими силами создавали такие условия, чтоб я просто был на чеку и мешал противникам схватить нашего бегущего, но у меня плохо получалось, особенно когда мяч оказывался на средней линии. Да и захваты мои никак не устраивали тренера, и потому, чесно сказать, он все чаще посылал меня обнимаца с дубом. К тому же я никак не мог в нужный момент оказаца там, где можно напрыгнуть сверху на парня с мячом. Что-то мне мешало.
Но в одночастье и это все изменилось. В столовке я теперь набирал себе гору еды и подсаживался к Дженни Каррен. Разговоров никаких не заводил, просто она, единственная из всех учеников, оказалась мне более-менее знакома, да и вобще приятно было рядышком с ней посидеть. Обычно Дженни в мою сторону не смотрела, болтала себе с другими ребятами. По началу-то я садился вместе с футболистами, но те в упор меня не видели. А Дженни Каррен хотя бы не делала вид, что меня рядом нету. И вот проходит не много времени, и я начинаю замечать, что возле нее постоянно крутица один баклан, да еще прикалываеца: «Как поживает наш Тормоз?» и всякое такое. Неделю-другую я помалкивал, но потом не выдержал и говорю: «Я не тормоз». Этот вытаращился на меня да как заржет! Дженни Каррен велела ему умолкнуть, а он берет картонку молока и выливает мне на брюки, я от неожиданности испугался — и бежать.
Через пару дней подваливает ко мне все тот же баклан и грозица меня «достать». Весь день меня трясло со страху, а после обеда, на пути в спортзал, он меня подкараулил, да не один, а с бандой дружков, и как ткнет в плечо. Гадости всякие выкрикивает, обзывает дегенератом и по всякому, а потом как даст мне под дых. Не то чтобы очень больно, только я разревелся и пустился бежать, а сам слышу — за мной вся банда несеца. Ну, бегу я в спортзал, это за футбольным стадионом, и вдруг вижу — тренер Феллерс на трибуне сидит и с верху зырит.
Банду, что за мной гналась, как ветром с дула, а тренер Феллерс аж в лице изменился и велел мне срочно идти переодеваца. Прошло не много времени, заходит он в раздевалку, сует мне лист бумаги с тремя схеммами розыгрышей и говорит выучить их на зубок.
А на тренеровке разбил нас на две команды, построил в две шеренги — и вдруг квотербек бросает мне мяч, чтобы я, значит, бежал за правый конец линии к воротам. Другие за мной погнались, — ну, тут уж я припустил, и меня только тогда сбили с ног, когда семь человек навалилось или восемь даже. Тренер Феллерс, довольный как слон, аж запрыгал, завопил, стал каждого по спине хлопать. У нас и раньше забеги устраивались, чтобы все показали, на что способны, но когда за мной погоня, я еще больше ускоряюсь. Каждый дурак так делает, правда же?
Короче, популярность моя после того случая очень выросла, и парни из команды ко мне подобрели. Мы провели свою первую игру, и я так дрейфил, что поджилки тряслись, но мне бросали мяч — и я раза два или три забегал за линию ворот, после чего все полюбили меня как родного. Конечно, в этой школе жизнь моя текла совсем по другому. Мне даже понравилось бегать с мячом, только меня восновном направляли по боковым линиям, потому как я по прежнему не мог попась, куда мне хотелось, — чтоб прямо по людям бежать, как делают в середине. Один из амбалов высказался в том смысле, что я самый левый полузащитник во всем школьном американском футболе. Чудица мне в этом какая-то подколка.
Короче, с мисс Хендерсон я основательно продвинулся в чтении. Она мне дала Тома Соера и еще две книшки, названий щас не вспомню, я их унес домой и все перечитал, а потом она — бац — контрошу мне дает, и там, конечно, я подкачал малость. Но книшки мне понравились.
Прошло не много времени, опять я стал в столовке подсаживаца к Джении Каррен, и довольно долго никаких неприятностей не было, но как-то раз по весне иду я домой из школы — и кого я вижу? Того баклана, который меня тогда молоком облил и потом еще разборку устроил. Он где-то палку взял и давай на меня обзываца: «кретин», «тупой» и по всякому. Другие стоят глазеют, и тут идет Дженни Каррен, а я уже собрался бежать, но сам не знаю, с чего передумал. Этот баклан как ткнет меня палкой в живот, а я про себя подумал: была не была, одной рукой перехватил его клешню, а другой врезал ему по башке, и, грубо говоря, дело с концом.
Тем же вечером маме позвонили предки того баклана и сказали: если, мол, я еще хоть пальцем трону их сыночка, они сообщат куда следует и меня «упекут». Я попытался обьеснить, и мама сказала, что понимает, но я-то видел, как она пережевает. И еще предупредила, что раз уж я теперь так вымахал, мне надо быть осторожней, чтоб кого-нибудь ненароком не прибить. Я кивнул и пообещал, что больше никого не обижу. Той ночью, лежа в кровати, мне было слышно, как мама плачет у себя в комнате.
Но, дав тому баклану по башке, моя игра значительно изменилась. На следущий день подхожу я к тренеру Феллерсу и прошу, чтоб он мне разрешил пробежать с мячом прямо по полю, он говорит, валяй, и я на бегу сбиваю четверых игроков или пятерых даже, всем пришлось снова за мной гнаца. В тот год взяли меня на первенство штата. Даже не верилось. Мама подарила мне на день-рожденье две пары носок и рубашку. А потом еще подкопила денег и преобрела для меня костюм, в котором я отправился на вручение наград за победу в чемпионате штата по американскому футболу. Раньше у меня никогда костюма не было. Мама повязала мне галстук, и я пошел на автобус.
2
Банкет в честь команд призеров состоялся в не большом городе Фломатоне, про который тренер Феллерс говорил «Кружополис». Из нашего района пятерых или шестерых игроков команды-победительницы посадили в автобус и повезли туда. Ехали мы часа два, тубзика в автобусе не было, а я на дорожку выдул две бутылки лимонада, так что по приезду в этот Фломатон мне ужастно захотелось по маленькому. Торжественное меропринятие назначили в фактовом зале Фломатонской средней школы, и там мы с ребятами сразу пошли искать тубзик. Я заторопился растегнуть ширинку, но молнию заело, посколько в ней застрял край рубашки. Дергал я, дергал — не туда и не сюда. Хорошо, какой-то добрый малец из команды соперников сбегал за тренером Феллерсом и двумя амбалами, и они попытались расстегнуть на мне штаны. Один амбал говорит, мол, единственный выход — порвать. Но тренер Феллерс, руки вбоки, уперся рогом: «Ты что думаешь, я так и приведу его в фактовый зал, с расстегнутой ширинкой, чтобы у него причиндалы торчали на всеобщее оборзение? Что о нас люди подумают?» Поворачиваеца ко мне и говорит: «Форрест, ты потерпи чуток, а когда все закончица, мы уж как-нибудь тебе поможем, лады?» Я кивнул, посколько ничего другого не придумал, но заподозрил, что терпеть придеца долго.
Войдя в фактовый зал, там уже была куча народу, все сидели за столами, улыбались и оплодировали нашему появлению. Нас усадили за длинный стол прямо на сцене, у всех на виду, и тут я понял, что опасался не напрастно: меропринятие затягивалось. Можно было подумать, каждый в этом зале должен толкнуть речь, в плоть до официантов и уборщитцы. Жаль, мамы рядом не было, чтоб меня успокоить, — она лежала дома в постели, посколько ее свалил гриб. В конце концов начали раздавать призы — мячики золотого цвета: каждого игрока выкликали по фамилии, чтоб он встал, подошел к микрофону, получил приз и сказал спасибо, а еще нас проинкрустировали, что при желании можно чего-нибудь добавить, но коротенечко, чтоб не застрять там до скончания века.
Почти все уже забрали свои призы, сказали спасибо, и наконец пришла моя очередь. В микрофон выкликнули: «Форрест Гамп!», а это — вроде я вам еще не говорил — и есть моя фамилия. Встаю, подхожу, мне вручают приз. Наклоняюсь к микрофону, чтобы сказать спасибо, — и тут все ожевились, захлопали, повскакали с мест. Ну, думаю, кто-то заранее наболтал, что я типо идиот, и публика теперь стараеца из вежливости. Но меня это до того удивило, что я растерялся и прирос к месту. Потом все умолкли, а ведущий, который у микрофона, спросил, не хочу ли я чего-нибудь добавить, ну, я и добавил: «Мне бы по маленькому».
Не на долго все в зале типо языки проглотили, потом начали как-то странно переглядываца, по залу тихий ропот пробежал, а тренер Феллерс подскочил ко мне, взял за локоть, увел на место и потом до конца меропринятия сверлил меня взглядом, но зато после окончания кликнул своих амбалов, с ихней помощью отвел меня обратно в тубзик, на мне рванули ширинку — и я напрудил чуть ли не ведро!
— Гамп, — сказал мне тренер, когда я облегчился, — ты у нас прирожденный оратор.
Следущий год был меньше наполнен событиями, но кто-то пустил слух, что в чемпионскую команду по футболу затесался кленический идиот, и на меня посыпались письма со всех концов страны. Мама их собирала и вклеивала в альбом. А как-то раз пришла бандыроль из Ню-Йорка: официальный безбольный мяч с автографами всей безбольной команды «Ню-Йорк янкиз». Никогда еще я так не радовался! Хранил этот кожаный мячик как синицу ока, но однажды вышел покидать его на заднем дворе, а там здоровенная псина: выскочила не извесно откуда, подпрыгнула, поймала мячик на лету и сгрызла. Вечно у меня какой-нибудь облом.