– Да, ты права, все эти недовольства и эти люди, выдвигающие возмутительные требования. Голос во всех делах! Право не одобрять любые назначения, сделанные мною! Я ответил: это же не Англия! И еще раз повторю. Аржансон сегодня утром выслушал большую часть этих требований.

– Звучит ужасно, – бормочу я сочувственно. Когда же настанет час, чтобы заставить колесо крутиться? До, во время, после? Неожиданно я ощущаю ужасное, ужасное волнение. Я решаю подождать, пока наступит момент, когда мужчина становится в руках женщины мягким, как воск.

– А потом Аржансон… он принес бумаги и отдал их прочесть маркизе. Позже она сказала ему…

Я слушаю бормотание короля, а сама представляю, как въезжаю в Версаль, не в закрытом шартрезе, а в роскошном экипаже, похожем на тот, в котором мы ехали в Фонтенбло, запряженном четверкой лошадей. Нет… шестеркой лошадей. Если такое вообще возможно. Я решаю, что остановлюсь на четверке, потому что немного побаиваюсь лошадей.

Приносят кофе, и король радуется теплому пирогу – подумать только, вишни в ноябре!

– Как вкусно! Ничего вкуснее не ел! – восклицает он и начинает жадно есть, а я пью кофе и наблюдаю за ним.

– А потом Аржансон отказался читать доклад Машо, и если Руйль – педант, у него опыт в военно-морском деле… он продолжает говорить…

Неожиданно я оказываюсь нетерпеливой.

– Ох! – восклицаю я, вскакиваю и устраиваюсь у него на коленях, беру свою ложку и слизываю с нее липкие вишни. – Все эти разговоры о докладе возбуждают меня. – Я наклоняюсь и целую его, ощущаю вкус вишен и сахара, и вскоре предательская твердость между ног говорит о том, что время пришло.

После, когда мы лежим под толстым меховым одеялом, он продолжает зудеть о своих проблемах. Я глажу его по голове, пока он не замолкает, с его жалобами покончено. Он сопит и вздыхает от удовольствия.

– Любовь моя, – говорит он. – Эти часы и ночи с тобой… такой бальзам на мою душу.

Я радостно улыбаюсь.

Пора!

– Ну-с, – протягиваю я, садясь и улыбаясь ему. Несмотря на то, что на улице завывает ноябрьский ветер, от которого стекла трясутся, в маленькой комнатке уютно и вкусно; огонь согревает остатки пирога, а в воздухе витает аромат вишен. – Ну-с, скажите мне, Ваше Величество, как поживает старая кокетка? Она до сих пор рядом с вами?

Король в изумлении округляет глаза и смотрит на меня. Я улыбаюсь и играю с его волосами, как ему нравится: как-то он сказал, что это напоминает котенка, который играет с лентами.

– Я не понимаю. Кто это «старая кокетка»? – Голос его посуровел, но я из-за возбуждения не обращаю на это внимания. Только потом, когда все было кончено, я сразу поняла свою ошибку.

– Вам отлично известно, кого я имею в виду, Ваше Величество. Старая кокетка – это старушка Помпадур. Она до сих пор где-то неподалеку?

Повисает молчание, но я отказываюсь видеть быстро надвигающуюся темноту.

– Я была бы счастливее… – И тут я сглатываю, внезапно ощущая нервозность, потому что, представляя себе эту сцену сотни раз, я не сомневалась в том, что мои слова будут чарующими и вкрадчивыми. Теперь же они кажутся нелепыми и неправильными, но остановиться я не могу, потому что я должна закончить то, что уже начала: – Я была бы счастливее без этой старухи в Версале, и тогда бы мы с вами могли быть вместе. Всегда. Вы должны ее отослать.

Король смотрит на меня в изумлении, как будто я только что совершила самое гнусное преступление. И внезапно я понимаю, что так и есть.