— С высоким коэффициентом пассионарности[5] и низким — виктимности,[6] причем последний показатель менее важен, — пояснила Маша. — Конечно, тебе не придется миллионы бумажек обрабатывать — на это Управление статистики есть, страшные люди. Трудоголики пуще меня. К тебе самые сливки попадут, те, что для зеленых папок.

Собственное личное дело, которое он видел у Маши на столе, было в зеленой папке. Ник приподнял брови, ожидая пояснения. Девушка протяжно вздохнула:

— Все тебе объяснять приходится! «Зеленые папки» — это досье пассионариев. Дошло?

— Не дошло, — решился Ник. — Льву Гумилеву я никогда не верил, Маша. Чушь псевдонаучная — фрики на марше, биоэнергетика, экстрасенсы, шапочки из фольги!

Маша рассмеялась. Она хихикала долго, наконец успокоилась.

— Но термин-то пригодился! Ник, для нас, «Фатума», пассионарий — человек, который ведет за собой других, прирожденный лидер. Как ты его ни называй, он обладает определенными качествами и делится ими с толпой. Теперь ясно?

Ясно не стало, но посвящать Машу в свои сомнения Ник не собирался. Тем более по беззвучному телевизору снова показывали Коня, с которым Ник вроде как поделился «определенными качествами», а точнее — идеями. Если сказать об этом Маше, она сразу вспомнит оставленную на столе папку. Специально оставленную, Ник в этом почти не сомневался.

— Ну и ладненько. — Маша хлопнула ладонями по столу и поднялась. — Пойдем перекусим, звонки я на Тимура Аркадьевича переведу. А то после обеда дурь эта, «тим билдинг». Станут нам, Ник, лапшу на уши вешать. Но той лапшой сыт не будешь…

После обеда Маша привела Ника в конференц-зал, как он понял, малый — всего-то на несколько сотен мест. В президиуме восседал хмырь с зачесанными на лысину редкими пегими волосами.

— Пранов, — шепнула Маша, — Леонид Ильич. Директор Управления контроля.

Передние ряды заполнялись юношами и девушками с блокнотами. Вид слушатели имели недовольный, заранее скучающий. Маша дернула Ника за руку, усадила рядом с собой на втором ряду. Маша всех здесь, похоже, знала, кивала, улыбалась, здоровалась — ни следа печали и тоски.

Интересно, у нее и правда друг погиб? Тогда куда исчезло горе? Где та девушка, рыдавшая в буфете? Маша улыбалась. Маша была сама приветливость.

— Начнем, — буркнул в диктофон Пранов. — Надеюсь, все в сборе. Сегодняшнее мероприятие посвятим агрессии в нашем маленьком государстве, — он подсмотрел в бумажку, — в нашей второй семье. В «Фатуме».

Пранов оказался отвратительным оратором — ему написали речь, полную труднопроизносимых слов и казенных оборотов, но Леонид Ильич порывался говорить от себя. И делал это из рук вон плохо. Вот у кого КП наверняка ниже плинтуса. Насколько понял Ник, подразумевалось, что собравшиеся секретари и помощники руководителей проникнутся идеями Пранова и сплотятся против общего врага — остальных сотрудников «Фатума».

В результате слушатели сплотились против оратора. Пранов чувствовал, что часть аудитории его тихо ненавидит, а вторая часть вообще засыпает, и постоянно повышал голос.

— Помните! — верещал Пранов. — Естественная агрессия индивида, направленная на его начальника, направлена на вас в первую очередь! Ведь вы — лица руководителей, их представители перед «народом»! Никто не желает вам смерти, но злость и ненависть аккумулируются и приводят к депрессиям и несчастным случаям. Вот тут, — он зашуршал бумажками, — у меня статистика. Помощники руководителей, секретариат — самые часто болеющие члены нашей команды. Вдумайтесь!..

— Он бредит? — шепнул Ник на ухо Маше.

Маша отвлеклась то ли от мыслей, то ли от сна с открытыми глазами, виновато заморгала, повернулась к Нику:

— Да нет… Все друг друга ненавидят. Статисты — управленцев, низшие — стоящих на ступеньку выше. Это нормально. У нас, наверху, еще ничего, а в управлениях секретарей сожрать готовы, считают дармоедами на высоком окладе.

— …Именно поэтому важно, — Пранов, улыбаясь, оглядел собравшихся, — дать выход агрессии. Управляемый выход. Жертвуйте меньшим, чтобы сохранить большее.