— В результате проведенных мной следственных мероприятий были раскрыты диверсия и попытка заговора. Подозреваемый, Каверин Никита Викторович, сознался и выдал всех соучастников. Целесообразно ваше прибытие в Москву, имеется подозрение, что ситуация АД-1. У меня на руках доказательства вины каждого, в том числе главы саботажников, Реута Тимура Аркадьевича. Передаю Каверину трубку для подтверждения сказанного мной.
Трубка была горячей.
— Ай-я-яй, Никита, — проскрежетал Главный, и от его голоса по спине продрал мороз. — Такой был перспективный парень, мог жить долго-долго и добиться многого. А Тимур Аркадьевич… — Донесся вздох.
— Тут такое дело, — тихо, с расстановкой, проговорил Ник, подстегиваемый злостью. — Сергеев плетет интриги и вынуждает меня оклеветать Реута, чтобы занять его место, все улики…
Мощный удар отбросил Ника от стола, второй сбил с ног. В ушах зазвенело, перед глазами заплясали разноцветные круги. Расплывающийся Сергеев, брызгая слюной, уверял Главного в своей правоте. Коленка одного из охранников давила Нику в позвоночник. Ник заглянул в дуло автомата и оскалился, за что получил очередной пинок под ребра. Только бы Главный не поверил Сергееву, нужно выиграть хотя бы несколько дней! Тогда у Реута будет шанс…
Мир качнулся и потемнел — Ника поставили на ноги. Когда зрение восстановилось, он нос к носу столкнулся с оскалившимся Сергеевым.
— Щенок! Да у меня семья, дети! — разорялся безопасник. — А вы тут понаворотили! Перемен им захотелось, идиотам! Ты был на войне? Нет! А я был! И не допущу, чтобы мои дети побывали в аду! Не допущу!
Больше всего Нику хотелось вытереть обрызганное лицо. Харкнуть в багровую рожу тоже хотелось — авось двинут так, что сознание потеряешь… Не помнить изолята, а проснуться тихим и покорным. Но Ник решил держаться до конца, криво усмехнулся и сказал:
— Шакал, шестерка… Давить таких надо.
Сергеев сжал кулак, потряс им перед лицом Ника, но не ударил. Отвернулся и скомандовал:
— Вколите ему ударную дозу транков — и в изолят. Срочно. Беру ответственность на себя.
Чиновник улыбался. С каждой фразой Тимура Аркадьевича его улыбка все больше напоминала оскал голодного зомби. Чиновник раньше думал, что он — хозяин жизни. Но ошибался, и Тимур Аркадьевич внятно, доброжелательно объяснил ему это.
Будь ворюга пассионарием, он не сдался бы так легко, но пассионарием бывший мэр Москвы не был. Не был он и москвичом, город не знал и не любил, а столица в ответ не любила его. Такое бывает, Тимур Аркадьевич знал: Москва не только не верит слезам, она ищет возможность сбросить оседлавшего ее зарвавшегося провинциала. Сильный человек удержится в седле, но комфортно ли ему будет?
Слабаком назвать экс-мэра язык не поворачивался. Однако Москва взбрыкнула так, что вылетел Полянкин и приземлился в лужу.
— Сергей Семенович… — Реут посмотрел на часы. — То, что с вами беседую я, — знак доброй воли. И если уж на то пошло, благоволения президента. Давайте еще раз, по порядку: мне нужны все данные о несанкционированных митингах. Когда были, кого задерживали, как работали провокаторы. Все ваши незаконные манипуляции мне должны быть известны. Вы город не удержали, а расхлебывать, как всегда, «Фатуму». Впрочем, вы о нас не знали до сегодняшнего дня.
Полянкин пошел красными пятнами. Отталкивающая у него внешность: морщинистая длинная шея, прямоугольное лицо с обвислыми щеками, глубоко посаженные карие глаза, ежик седых волос. Сидел бы ты, мужик, на малой родине и не знал проблем. Нет, позвали, поставили мэром Москвы — и ты решил, что за личные заслуги. А тебя просто не жалко. Инициативу ты, конечно, зря проявил, не вовремя. Некоторые люди не чувствуют ситуацию.
Тимур Аркадьевич не жалел Сергея Семеновича, ни капли не жалел. Как давным-давно осевший в Москве петербуржец, он нового мэра презирал. И уж точно не по рангу было Тимуру Аркадьевичу давить на Полянкина, лично его допрашивать. Но президент России звонил, просил. Президент понимал, что с назначением Полянкина лопухнулся и даже отставкой ошибку не исправить, и надеялся хотя бы решить проблему в узком кругу, не выносить сор.
Ладно. Иногда можно уважить просьбу марионеточного правителя.
— Тимур Аркадьевич… — медленно начал Полянкин.
В этот момент у Реута зазвонил мобильник. Бывший мэр вздрогнул, как от удара. Тимур Аркадьевич мысленно обозвал себя старым маразматиком, вытащил аппарат из поясного футляра и посмотрел на экран. «Фатум», но не приемная Реута, а чей-то кабинет. Совсем обнаглели. Он сбросил звонок, отключил звук и положил телефон на стол.