– Вы, господин инженер, маме Глаше два рубля дайте, а за остальное потом.

– Когда потом? – не понял инженер.

– А когда эти деньги кончатся, я за ними сам зайду. Ну или мама Глаша, – решительно пояснил Мишка, решив сделать все, чтобы лишить дядьку финансовой подпитки.

На водку себе пусть сам добывает. А вздумает права качать, так Мишка найдет, как укоротить. Главное сейчас твердо на ноги встать.

– Это правильно, – одобрительно кивнул урядник.

– Да что вы его слушаете, господин урядник?! – выскочив на середину избы, затрясся Трифон. – Он же контуженый. Мне деньги давайте. Мне.

– Уймись, Трифон, – неожиданно рявкнул полицейский. – По-хорошему уймись. Не доводи до греха. А не то махом у меня в холодную сядешь. Племяш твой дело сказал. И учти, за тем, что касается денег, я сам следить буду. Лично. Так что не балуй, – закончил он, погрозив пьянице толстым как сарделька пальцем.

– Это за что ж вы меня так обижаете, господин урядник? – разом сникнув, угрюмо поинтересовался Трифон.

– А то ты не знаешь, – хищно усмехнулся полицейский. – Ты у меня на заметке давно. Так что по краю ходишь. Да и неграмотный ты. А племяш твой за каждый раз будет расписочку писать, что деньги получил.

– Так, значит, договорились? – вдруг спросил инженер с какой-то скрытой надеждой.

Глафира, вернувшаяся с огорода, осторожно протиснувшись в дверь, испуганно охнула и попыталась вжаться в стену. Властей она явно почему-то боялась, но урядник, увидев женщину, величественным жестом подозвал ее к себе и, кивая на Мишку, сказал:

– Значит так, Глафира. Вот, господин инженер пришел, значится, чтобы дело это об ущербе полюбовно решить. С Мишкой твоим они вроде сговорились. Теперь за тобой дело. Ружье он ему даст. Свое. Хорошее. И денег за потерю сезона промыслового. Пять рублей на ассигнации. Вот, сейчас два рубля, а остальные – как эти закончатся. Мишка, когда зайдешь? – повернулся он к лежащему.

– А вот месяц пройдет, и зайду. И у господина инженера жалованье будет, и нам рассчитать проще, – снова нашелся Мишка.

– Тогда, – подвигая на пузо что-то вроде полевой сумки, пробасил урядник, – вот тебе бумага, вот карандаш, пиши, а я диктовать стану.

– Вы, господин урядник, сами все напишите, а потом зачтите вслух. Мне пока трудно. Голова еще болит, и руки трясутся. А я потом подпишу. Вы власть, все у вас на глазах, по закону будет, – выкрутился Мишка, вспомнив, что писать он умеет только на языке конца двадцатого века.

– Гм, – заметно смешался полицейский, расправляя пальцем роскошные усы. – Ну, можно и так. Только почерк у меня…

– А лучше вон, пускай господин инженер напишет. Уж у него-то почерк точно красивый. Недаром в университетах учился, – подал Мишка идею, сообразив, что урядник и сам не сильно с грамотой дружит.

– Извольте. Напишу, – тут же согласился инженер и, повинуясь жесту полицейского, присел к столу.

Быстро набросав подсказанный урядником текст, он откашлялся и хорошо поставленным голосом прочел все написанное. Прикрыв глаза, Мишка внимательно его выслушал и, осторожно кивнув, чтобы не потревожить сильно голову, протянул руку за бумагой:

– Верно все. Давайте подпишу. А что у вас там так рвануло, господин инженер? – спросил Мишка, возвращая ему расписку. – Неужто динамит в сарае хранили? Или еще химию какую?