Книги

Екатерина II

22
18
20
22
24
26
28
30

Но несмотря на эту гордость, Екатерина была полна готовности подстроиться как под непредсказуемый нрав императрицы Елизаветы Петровны, так и под сложные обычаи русского двора. Она никогда не шла на поводу у своих прихотей и была готова смирять себя, дабы достичь цели и упрочить свое положение. А смиряться ей приходилось ежедневно, ежечасно. Жизнь молодой Екатерины в России была очень трудна. Много позднее Екатерина назовет свою бытность великой княгиней «восемнадцатью годами тоски и одиночества».

Екатерина II и книги

Страдая от одиночества, Екатерина много читала. «Никогда без книги, и никогда без горя, но всегда без развлечений», – так она вспоминала свою молодость. Начала девушка с романов. Надо сказать, что модные романы того времени имели романтические сюжеты и изобиловали чувственными описаниями любовных сцен. Особой популярностью пользовались книги французской писательницы XVII века мадам де Скюдери, описывавшей куртуазные похождения современных ей парижан под видом античных героев и весьма вольно обращавшейся с историческими реалиями. Не был обойден вниманием молодой Екатерины и Брантом – автор хроник придворной жизни времен Екатерины Медичи, описавший амурные похождения «галантных дам» и их кавалеров. Подобное чтение разжигало чувственность юной девушки, но, увы, ничего подобного этим романтическим описаниям в реальной жизни ее не ждало, ведь отношение к ней жениха оставалось прохладным.

Утратив веру в куртуазный мир, описанный в книгах, Екатерина перешла к более серьезной литературе. Она стала читать труды Вольтера, которые, по ее собственному признанию, произвели перелом в ее сознании; потом принялась за «Всеобщую историю», четырехтомный философский словарь Бэйля и «Дух законов» Монтескье – прогрессивный трактат по политической философии, выразивший основные идеи Просвещения, проповедовавший отмену рабства и разделение властей.

Сравнивая литературные интересы свои и жениха, Екатерина не без гордости писала о том, что сама прочла «Историю Германии» в восьми томах, письма госпожи Севинье и Вольтера, в то время как Петра интересовали «процессы каких-то разбойников с большой дороги, которых вешали и колесовали».

Стремясь лучше изучить русский язык, Екатерина прочитала множество русских книг, все, какие только могла достать. Русская литература тогда еще только развивалась, книг было мало, но выходили уже периодические издания – «Ведомости» и «Примечания» к ним, где печатались поэты Кантемир, Дмитриев, Сумароков, оды Ломоносова… Можно легко представить себе, как юная Екатерина заучивала наизусть строки первого поэта того времени Александра Сумарокова:

Собака Кошку съела,Собаку съел Медведь,Медведя – зевом —              Лев принудил умереть,Сразити Льва рука               Охотничья умела,Охотника ужалила Змея,Змею загрызла Кошка.СияВкруг около дорожка,А мысль моя,И видно нам неоднократно,Что все на свете коловратно.

Наверное, мораль этого стихотворения была ей близка. Коловратность – забытое нынче слово, означало изменчивость, непостоянство. Юная невеста императора не могла не думать о том, что вполне вероятно, когда-нибудь судьба вознесет и ее, но, чтобы не упустить своего счастья, нужно быть умной и терпеливой.

Между двух огней

Желая понравиться Елизавете, Екатерина демонстрировала набожность: исполняла все православные обряды, выстаивала обедни, постилась, вызывая насмешки своего жениха.

Если государыня гневалась, она не возражала, не оправдывалась, а лишь смиренно говорила: «Виновата, матушка!», чем сразу гасила раздражение императрицы. Постепенно Елизавета прониклась к цербстской княжне искренней симпатией.

А вот отношения Екатерины с матерью заметно испортились. Иоганна Елизавета всегда отличалась вздорным нравом, и, если ее что-то не устраивало, срывала злость на дочери. Теперь она откровенно завидовала Фике. Ее страшно раздражало, что на приемах она должна идти позади дочери, что той предоставлены отдельные покои, лучшие, чем у нее. Очень часто придирками и упреками она доводила дочь до слез. Даже с великим князем Иоганна Елизавета умудрилась поссориться. И что уж совсем неумно, она принялась наговаривать императрице на свою дочь. Этим она больше навредила самой себе, нежели дочери, так как Елизавете Петровне нравился ровный и покладистый характер невесты племянника, в то время как ее мать вызывала у императрицы раздражение.

Как чуть все не сорвалось!

Бестужев-Рюмин пристально следил за супругой наследника и ее матерью. Он тайком перехватывал письма Иоганны Елизаветы, содержавшие неосторожные замечания и личные выпады. Все это немедленно доводилось до сведения Елизаветы Петровны. Однажды ему удалось перехватить письма французского посла маркиза де ла Шетарди, содержавшие подробности его бесед с Иоганной Елизаветой, позволявшей себе весьма критически отзываться о русском дворе и придворных. Кроме того, в письмах шла речь о том, чтобы удалить от дел канцлера Бестужева, заменив его другим вельможей, симпатизировавшим Пруссии, а также содержались некоторые шпионские донесения.

Граф Бестужев не преминул вручить эту переписку императрице. Елизавета Петровна сильно разгневалась и сделала Иоганне Елизавете выговор, доведя ту до слез. Судьба Екатерины висела на волоске: предполагалось, что и она, и ее мать будут немедленно высланы из страны.

Пока решалась ее судьба, Екатерина беседовала со своим женихом. Петр Федорович, очевидно желая утешить девушку, заметил:

– Если ваша мать и виновата, то вы невиновны.

На что Екатерина, сознававшая всю опасность ситуации, возразила:

– Долг мой – следовать за матерью и делать то, что она прикажет.

Реакция жениха ясно дала ей понять, что он расстанется с ней без всякого сожаления. Это расстроило Екатерину: «Он был для меня почти безразличен, но не безразлична была для меня русская корона», – признавалась она.

Наказание не заставило себя ждать. Француза де ла Шетарди выслали из империи немедленно, отобрав некоторые ценные подарки. Иоганна Елизавета, казалось, избегла кары. Со стороны даже могло показаться, что все наладилось, но императрица стала обращаться с Иоганной Елизаветой сдержанно и холодно. За ней усилили слежку, ее письма уже откровенно перехватывали и вскрывали. Любое ее слово, любое неосторожное или чрезмерно эмоциональное высказывание теперь истолковывалось как угроза государству. Однажды в переписке с братом, изводившем ее просьбами о протекции, Иоганна Елизавета темпераментно заметила, что лучше бы ему вступить в армию и дать себя убить с честью на поле боя, чем клянчить что-то у нее. Письмо было вскрыто, и это замечание послужило доказательством крайней злобности и жестокости Иоганны Елизаветы. Другой раз она упомянула неких своих врагов в России, и это свидетельствовало о ее личном враждебном отношении к русскому двору и дурных намерениях. На самом деле императрица не простила Иоганну Елизавету, а лишь отложила ссылку до свадьбы ее дочери.