Кассиль вздохнул и пнул камушек ногой. Столько тоски было у него в голосе и позе, что у меня засвербело в носу и расплылось перед глазами. Слезы сами по себе покатились по щекам, а парнишка, увидев это, насупился.
— Не обижайся, пожалуйста, просто я слезливая. Всегда плачу, если грустно.
— Что с вас, девчонок, взять, — буркнул Кассиль, но как-то по-доброму, без обиды.
— Я тебе очень сочувствую. Тяжело терять близких и дом.
— Всякое бывает, — протянул он.
— Отец обучал тебя обращаться с оружием?
— Да. Он был сильным бойцом, оружие любил всей душой. И меня учил маленько.
— Тогда нужно тебе купить оружие? У меня только кухонный ножик.
— У меня есть оружие, — отмахнулся парнишка.
Я с сомнением оглядела его тощую фигуру, одетую в купленные вчера вещи с чужого плеча. Кассиль закатил глаза и аккуратно, так, чтобы наши спутники не увидели, показал рукоятку клинка. Я уже видела магические ножны у Хашшаля, поэтому не удивилась.
— Почему ты тогда такой голодный и оборванный? — я не смогла сдержать восклика, и удостоилась хмурого взгляда.
— Потому что я не вор, понятненько? — Кассиль отпечатал слова так, что стало ясно, что эту фразу ему приходилось говорить нередко, и в первую очередь себе. — Я пытался устроиться в охрану, но возрастом и ростом не вышел. Продать клинки я не могу, они ко мне привязаны на крови.
— И хорошо, что не можешь. Ситуация твоя изменится, а такое уникальное оружие останется.
Парнишка кивнул и предложил вернуться в телегу. Настало время для перекуса, поэтому я сначала его покормила, а потом показала ему гитару и даже сыграла.
— А почему ты про осень и осень? Давай что-нибудь и про весну, — я чуть гитару не выронила из рук, когда поняла, что сейчас произошло. Я быстро заиграла и пропела под музыку:
«Молчи, ничего сейчас не говори,
Я пою на родном языке,
И возницы нас не понима-аю-ю-ют.
Я скажу, что мы из одного села,
Чтобы не понял никто, что ты маг