Через два часа Рахматулло уже давал подробные показания по списку именного состава его группы, ее кровавом пути, дислокации, структуре и личном составе спецподразделения в Пакистане. Разговор продолжался.
Кованый сундук с наркотиком
Меня позвали к телефону ЗАС. Звонил из Кабула начальник следственного отделения Особого отдела КГБ армии майор Селин Владимир Иванович. Выяснив, что боевая операция заканчивается, приказал мне возвращаться в Кабул, но не с колонной машин, а воздушным транспортом, так как работы накопилось много.
Доложив о звонке Савенкову, я получил от него приказ попутно сопроводить в Кабул трофейный опиумный мак. Во время последнего боя нашими войсками был захвачен большой деревянный, обитый железными полосами, старинный сундук, полностью набитый толстыми круглыми лепешками опиумного мака. Этого количества мака, по словам начальника разведки, хватит на полтора годы работы небольшого фармацевтического заводика где-нибудь в Союзе. Как сказал Савенков, командующий уже прислал специальный самолет и попросил выделить ему для сопровождения сундука в штаб армии кого-нибудь из наших офицеров. Через несколько часов был уже в Кабуле. Солдаты выгрузили из бронетранспортера и занесли в мой кабинет сундук. Я еле успел в столовую на обед, а когда вернулся и открыл дверь в кабинет, то чуть не упал на пороге от удушья. Показалось, что кислорода в кабинете совсем не было, сразу закружилась голова. Но никакого запаха нос не ощущал.
Да и не должен был ощущать. Когда я служил в 1963 году в сержантской ракетной школе на китайской границе в Даурии, то после утреннего подъема мы и зимой, и летом бегали обязательные 3 км. А зимой там морозы около тридцати градусов. В результате я школу окончил со вторым разрядом по бегу, а также с навсегда отмороженным носом и утратой обоняния. Так что я сыщик без нюха.
Вызвав двух солдат из взвода охраны, приказал им погрузить сундук в дежурный БТР. На нем мы подъехали по серпантину через КПП вплотную к входу в штаб армии. Чисто выбритые, наглаженные и с блестящими от крема сапогами караульные, а затем и подбежавший офицер пытались не пустить с сундуком вовнутрь, требуя какие-то формальности. Но до крайности ожесточенный за три недели в горах, грязный, небритый, в выгоревшей до ослепительной белизны форме, грязно-серых от песка ботинках и с вытертым до металлического блеска автоматом, я грубо оттолкнул от входа офицера и приказал солдатам с сундуком следовать за мной. Караульные молча отодвинулись к стенкам коридора. Мы поднялись на второй этаж, где я уже бывал. Открыли дверь на балкон, оставили там сундук и в полной тишине вышли и уехали…
Начало спецкомандировки
Письма
Все письма в СССР тогда пересылались адресату с наклеенными почтовыми марками, обычно по 4 копейки каждая. Купить марки и наклеить их на конверты возможности у нас не было. Сначала мы выпрашивали в секретариате отдела простые конверты без марки, а затем нам в письмах из дому, по нашим просьбам, стали такие конверты присылать. Обратный адрес я писал: войсковая часть полевая почта (в/ч п/п) 50136. Это адрес Особого отдела КГБ СССР по 40 ОА (общевойсковая армия). Помню, в детстве дома я держал в руках письма отца с фронта. Это были обычные листы бумаги, сложенные треугольником, без марки. В них военной цензурой были вымараны отдельные строки и даже абзацы, где речь шла о событиях, фамилиях или географических названиях. И в моих письмах за все два года спецкомандировки, по цензурным соображениям, если Вы обратили внимание, не содержится информация о моих конкретных делах, военных событиях, потому что это являлось секретным. Это в основном, рассказы о здоровье, описание природы и местном населении, то есть типичные записки туриста, а не офицера в боевой ситуации. Зная о предстоящих длительных командировках по воюющей стране, действительную обстановку в ней и, предполагая вероятность гибели при боевых действиях, чтобы снять напряжение от неизвестности, я договорился с близкими, что буду писать домой каждые 5 дней, где бы ни находился. Каждое письмо означает, что я еще жив…