Ободренный, Геннадий Павлович погладил ее по плечу, поцеловал его, потом поцеловал ее в лоб, как сестру или ребенка, и тихо спросил:
– Мне уйти или остаться?
– Уйти, – прошептала Вера и отвернулась.
– Все, девочка, все. Успокойся. Успокойся и спи. Слышишь, воздух какой? Невероятный, ей-богу! Как же у нас хорошо, а, Веруш? Спокойной ночи, моя маленькая, – уже у двери сказал он. – До завтра, родная.
Он почти закрыл дверь, но Вера успела выкрикнуть, правда, голос был слабым, как после тяжелой болезни:
– Гена! Останься! Не уходи.
Она не увидела его глаза и его улыбку. Счастливые, сумасшедшие глаза и довольно дурацкую, идиотскую улыбку – в комнате было темно.
Да и слава богу. Зачем видеть наши слабости, верно? Даже любимым и близким.
А утро было солнечным, светлым, умытым дождем.
Вера открыла глаза и тут же зажмурилась.
Осторожно сняла со своего плеча тяжелую мужнину руку, тихонько сползла с кровати, подошла к окну, потянулась – сладко, как в юности, и замерла, обомлела.
Пейзаж за окном был прекрасен – мокрые, блестящие, промытые кусты и изумрудные, прозрачные, светлые листья деревьев. Цветы в блеске капель дождя или росы. А скорее всего, и того и другого. Солнце, словно крутобокий апельсин, сияло на бледно-голубом небосводе.
Вера глянула на часы и тихо ойкнула: ну ничего себе, половина одиннадцатого!
Ловким, привычным движением она подняла волосы, воткнула в них несколько шпилек, нащупанных на туалетном столике, и, оглядываясь, на цыпочках, осторожно вышла из комнаты. У двери оглянулась – Геннадий Павлович крепко спал, безмятежно, чуть посапывая, как младенец.
И на его лице, таком родном и знакомом, блуждала улыбка счастливейшего человека.
Вера чуть качнула головой, тихо вздохнула, улыбнулась и, осторожно прикрыв за собой дверь, пошла вниз, на кухню. Очень хотелось кофе. Настоящего, крепкого.
Какое хорошее утро без хорошего кофе? А утро определенно было хорошим – ей очень хотелось в это поверить.
По дороге заглянула в Евгешину комнату. Евгеши там не было. Выходит, Евгеша с родней! Слава богу! Значит, сложилось и с сыном, и с невесткой, и с внуком. Дай ей бог, пусть наслаждается!
Вспомнила про Томку и Иссидорыча и улыбнулась. «Нет, звонить не стану. Подожду, пока Томка сама объявится».
Она прошлась по любимому дому, распахнула все занавеси, настежь раскрыла окна, чуть задержалась у них, потому что невозможно было оторваться от красоты за окном, прикрыла глаза, глубоко втянула ароматы сада, снова пошла бродить по дому, распахивая двери и любуясь всем тем, что с такой тщательностью и любовью, с такой продуманностью было создано ими, ею и ее мужем. Лучшим мужем на свете.