— Женщины тоже иногда смотрят, — промямлила она, оправдываясь, и тут же ужаснулась, поняв, что выдала себя.

— А я разве возражал? — Стюарт примирительно развел руками. — Я всегда выступал за равноправие женщин.

— Ты что, смеешься надо мной?

Чему она удивляется? Ему не занимать самоуверенности, и он прекрасно сознает, что наделен красивым телом и сексапильностью.

— Удивительно, что я вообще способен смеяться. Это чудо, которое способна сотворить только ты, Розлин. Спасибо тебе.

Неподдельная теплота в его голосе была, конечно, приятна Розлин, но она бы предпочла, чтобы Стюарт видел в ней женщину, а не какого-то клоуна, даже «особенного».

— Чем благодарить, лучше накорми меня, — буркнула она.

— Да, конечно, прости.

Тарелка Стюарта опустела лишь наполовину, когда он отложил вилку и нож, подпер подбородок руками и стал смотреть, как Розлин уплетает завтрак, стараясь не замечать его насмешливого взгляда. Наконец она вздохнула и отодвинула пустую тарелку.

— Ты отличный повар.

— У меня был хороший учитель.

— Спасибо. — Розлин приняла комплимент, но при этом не без сарказма заметила: — Но теперь я жалею, что согласилась давать тебе уроки. Ты ведь осваивал кулинарное мастерство только для того, чтобы быть привлекательнее для женщин.

— Между прочим, это отлично сработало.

— Да, ты об этом говорил, — нехотя призналась Розлин.

— Тогда я был молод, а для парней в определенном возрасте быть «привлекательным для женщин», как ты выразилась, очень важно.

— Ты хочешь сказать, что с возрастом это проходит? — поддела она его.

— Откуда такой цинизм?

— У меня есть на то причины.

Эта фраза тут же испортила Стюарту настроение, и он прямо на глазах превратился в человека, на плечах которого лежит непомерная тяжесть. У Розлин защемило сердце. Если бы Стюарт ее любил, то будущий ребенок и все, что с ним связано, был бы для него не бременем, а радостью.

— Я говорил с отцом.