— Не помню что-то.
— Может быть, я ошибся… Откровенно говоря, мне не хотелось ни ссориться, ни изображать дружелюбие.
Официантка поставила на стол шницель.
— Я вас попрошу, посчитайте сразу, пожалуйста.
Она наморщила низкий лобик и стала выписывать цифры огрызком карандаша.
— Куда вы так спешите? — спросил лейтенант.
Мы перебросились всего парой слов, но я проникся к нему симпатией. Возможно, и он не знает, как ему быть завтра. Не все же уживаются в армии, особенно с такими голубыми глазами. Им явно не хватает стального отлива.
— Так, дела… К урокам готовиться нужно…
Рука у него оказалась твердой: он сжал мою с дружеской неловкостью.
На улице еще больше посвежело, но людей не убавилось. Они никуда не спешили, они были довольны тем, что им некуда сегодня торопиться, а я тоскливо думал, что впереди у меня еще целых полдня, которые нечем занять. Не хотелось ни готовиться к урокам, ни читать. А главное — не хотелось быть одному. Хотелось быть с человеком, который мне нужен и которому нужен я. Но идти мне было некуда. Даже Ступаки, я знал, сегодня заняты домашними делами, как это обычно бывает по воскресеньям в семьях, где работают и муж и жена. Конечно, к ним можно было все-таки зайти, и, наверно, я бы так и сделал, потому что больше мне ничего не оставалось, если бы неожиданно не подумал о Виктории…
Когда она увидела меня на пороге, то удивилась и не стала этого скрывать:
— Вот неожиданность!
— Если неприятная, то я не буду и раздеваться…
— Нет, почему же? Вешалка справа.
— Помню. Я ведь у вас частый гость!
— Но как вы все-таки решились?
Это слово точно выражало мое состояние. После того как я подумал о Виктории, я еще не меньше часа бродил по улицам, не зная, постучусь в ее дверь или нет. Наверно, если б не выпитая водка, решимости у меня так бы и не хватило. Поэтому я сказал честно:
— Выпил водки в ресторане.
— Водки?
По-моему, ей это не понравилось.