Молчание было тягучим и каким-то темным, горьким. Нам было о чем горевать, сожалеть и помнить. Но уже поздно.

— Я не знаю, как мне быть с тобой, Айсель.

— Я не понимаю, о чем речь.

— Я хочу сделать правильно, но ты не позволяешь мне. Упрямишься.

— Айяз, что ты от меня хочешь? Ты женишься, уже теперь точно, довольно скоро, я работаю на твоего отца, потом уезжаю. Что еще? Тут больше нет сложностей. Все просто.

— Просто?

Подходит ко мне. Гладит нежно щеку, а меня выворачивает на изнанку. Хочется наброситься на него и не отдавать никому.

— Для тебя это просто?

— Не смотри на меня так, словно я тут предатель. Мы с тобой знали, что так будет? Знали. Сейчас мы в точке стоим и уже отсюда уходим в разные стороны.

— Тогда все казалось иным, но не сейчас, — берет лицо в ладони, поглаживая большими пальцами.

— Ничего не изменилось, — шепчу.

— Все. Изменилось буквально все.

Целует в сомкнутые пухлые губы. Хочу ответить, хочу целовать эти любимые губы, но не могу.

— Айяз… — хотела остановить, но он пользуется случаем и проникает своим языком в мой рот, овладевая как прежде. Жадно. Напористо. Собственнически.

Ладно. Всего один поцелуй, не больше. Только один.

Обнимаю его за шею и отвечаю. Столько боли в этих движениях. В этих объятиях. Все это мы, уже другие, не те, что были свободны от обязательств. Не те, что были счастливы в Испании.

Плачу от этого понимания. От этой несправедливости.

Последний поцелуй. Вот он, мой последний… сладкий.

— Не плачь… Прошу тебя не нужно.

— Я не могу. Потому что это печально.